С первой фразы: Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию - [49]

Шрифт
Интервал

Проблема таких книг в том, что, когда автор скрывает столько важной информации, мы не имеем понятия, что на самом деле происходит, и не можем этого выяснить. Или, еще хуже, даже не подозреваем, что там вообще что-то еще происходит, кроме того, что мы видим на бумаге. Например, однажды я читала рукопись в 500 страниц о Фреде, недобросовестном руководителе автомобильной компании, который вложил целое состояние в разработку новой модели машины, но накануне презентации выяснилось, что в конструкции автомобиля допущена серьезная неисправность. Скрыв эту информацию, Фред все равно запустил машину в производство, однако результат был неутешительным. Роман повествует о судебном разбирательстве над этой историей. До 450-й страницы сюрпризов не было. Потом выяснилось, что Фред с самого начала был объектом внимания ФБР. Кое-кто из близких, в том числе его любовница Салли, шпионили за ним все это время. Уверяю вас, ничто не предвещало подобного поворота, не было ни единого, даже самого малюсенького намека. Когда я поинтересовалась об этом у автора, он улыбнулся и сказал, что сделал это нарочно, придержав информацию для главного разоблачения в конце.

Сложность в том, что ни один читатель не стал бы дочитывать до этого момента. Почему? Потому что, стараясь удерживать читателя в неведении, автор лишил историю того, что является ее первостепенным источником напряжения. Вот так ирония! Задним числом перечислю, о чем автору следовало бы подумать:

Если мы не знаем, что в истории присутствует интрига, то интриги вообще нет.

Для того чтобы читатель получил удовольствие, переоценивая главные события в свете новой информации, которая придает им новое значение, необходимо соблюдать два непреложных правила:

1. На протяжении всей истории читателю нужно предложить целую сеть намеков и подсказок, предупреждающих о том, что все не то, чем кажется, после чего новый поворот сюжета прояснит эти события, и все станет на свои места.

2. Эти намеки и подсказки должны выделяться на общем фоне (и иметь смысл) вплоть до разоблачения.

Читатель не захочет возвращаться к началу и снова изучать побочные сюжетные линии. Это все равно что сказать: «Эй, я понимаю, читать 450 страниц про Фреда было скучно, но теперь вернись к началу и заново проживи все события, зная, что ФБР всегда рядом, подслушивает за дверью. А как же все те люди, которые были представлены как его друзья? Они были тайно завербованы. А любовница Салли? А ей Фред даже никогда не нравился».

В довершение всего в свете последнего разоблачения все действия, которые совершали друзья Фреда, уже не кажутся такими правдоподобными. Потому что, если бы их завербовали, они бы нервничали и обязательно как-то показали бы это, пусть даже языком тела. Что-то в поведении Салли должно было нам подсказать, что она способна на большее, чем всякие шалости. Конечно, самые добрые из вас сейчас подумали: «Ну, раз уж Салли действительно работает на федералов, значит, она профи и не прокололась бы перед Фредом». Проблема в том, что это все равно не делает сколько-нибудь захватывающими или правдоподобными сцены, где ее истинные чувства от нас скрыты, поскольку мы знаем о непогрешимости языка тела и нашей склонности случайно допускать ошибки.

Не то чтобы нам нужно знать (или подозревать), что Салли действительно в чем-то замешана. Но мы должны видеть ее необычное поведение, и это подскажет нам, что мы знаем далеко не все. Вы же хотите, чтобы читатель попытался узнать, что от него скрывают. С этой целью вы всю дорогу можете вводить нас в заблуждение (но не обманывать). Вспомните «Головокружение» Хичкока, где отставной детектив полиции по имени Скотти Фергюсон убежден, что красивая молодая женщина Мадлен – попавшая в беду жена его старого друга Гэвина Элстера и он нанял Скотти, дабы убедиться в том, что его жена не покончит с собой. Когда Скотти влюбляется в загадочную Мадлен, мы чувствуем и ее симпатию к нему, и ее нежелание это признавать – отсюда напряжение и тревога. Мы списываем это на правдоподобный факт, что, поскольку она замужем, да еще и за его лучшим другом, она чувствует себя вдвойне виноватой – к тому же она не кажется такой сумасшедшей, какой ее описывал Элстер. Но когда мы узнаем, что происходит на самом деле: она влюблена в Скотти, но она не замужем за Элстером, что Элстер просто нанял ее, чтобы подставить Скотти, – мы переоцениваем все события и понимаем, что в ее поведении, пожалуй, еще больше смысла, и верим этому разоблачению.

Какой контраст с балладой о руководителе автомобильной компании Фреде и агенте под прикрытием Салли! Поскольку автор решительно убрал из описания их встреч малейшие намеки на конфликт, мы не понимаем, что за написанным кроется нечто большее, и нам делается скучно. Но автор скуки не чувствовал, поскольку знал, что Салли скрывает от Фреда правду, из-за чего история получилась по-настоящему интересной, но только для него одного. Зачем лишать читателя такого же удовольствия?

Ирония: разоблачения часто только все портят

Если правильно обставить разоблачение, оно может здорово помочь. Однако писатели ужасно им злоупотребляют, и почти всегда это заканчивается плохо, возможно, потому, что они редко задаются чрезвычайно важным вопросом:


Рекомендуем почитать
Литературоведение изучает Апокалипсис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Сто русских литераторов. Том первый

За два месяца до выхода из печати Белинский писал в заметке «Литературные новости»: «Первого тома «Ста русских литераторов», обещанного к 1 генваря, мы еще не видали, но видели 10 портретов, которые будут приложены к нему. Они все хороши – особенно г. Зотова: по лицу тотчас узнаешь, что писатель знатный. Г-н Полевой изображен слишком идеально a lord Byron: в халате, смотрит туда (dahin). Портреты гг. Марлинского, Сенковского Пушкина, Девицы-Кавалериста и – не помним, кого еще – дополняют знаменитую коллекцию.


Новые материалы о дуэли и смерти Лермонтова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.