С новой строки - [7]

К вечеру отца заваливают приглашениями. Иногда ему удается отвертеться, чаще - соглашается, говоря: "Неудобно обижать людей, приготовили стол".

"Гудит" он до полуночи, накачиваясь любимой "Смирновской", произнося потрясающие, каждый раз новые тосты и отплясывая с поклонницами в баре. Добравшись до номера, заваливается на постель. Стаскиваю с отца, спящего, ботинки, прикрыв дверь его комнаты (иначе не заснуть, храпит он по-богатырски).

Полнолуние. В холодном лунном свете заснеженные горы таинственно, нереально красивы. Поблескивают голубым ледники. Звезды близки и ярки. Завтра будет солнечно, а значит, мы снова пойдем на самый верх.

Когда идешь в крутой вираж

И впереди чернеет пропасть,

Не вздумай впасть в дурацкий раж.

Опорная нога - не лопасть.

Когда вошел в крутой вираж

И лыжи мчат тебя без спроса

И по бокам каменьев осыпь,

Грешно поддаться и упасть.

Прибегни к мужеству спины,

К продолью мышц, к чему угодно.

Запомни: спуски не длинны,

Они для тренажа удобны.

Иди в вираж, иди смелей,

Ищи момент врезанья в кручу,

Судьба еще готовит бучу

Тем, кто Весы и Водолей.

И наконец, опор ноги,

Буранный снег под правой лыжей

И солнца отблеск сине-рыжий,

Но самому себе не лги.

Не лги. Иди в другой вираж,

Спускайся вниз, чтобы подняться,

Не смеешь просто опускаться,

Обязан сам с собой сражаться,

Чтоб жизнью стал один кураж,

Когда смешенье света с тенью

Несет тебя, как к возрожденью,

А в снежной пелене - мираж.

В КРЫМУ

Отцу было чуть за сорок, когда открылся туберкулез. По вечерам мама растирала ему грудь и спину медвежьим салом и готовила горячее питье.

Через несколько месяцев отец поправился, но с тех пор московского холода и дождя выносить не мог - сразу начинался кашель и неделями держалась температура. Он старался уезжать осенью в Коктебель, на Кавказ, в командировки в Латинскую Америку, на Кубу (обожал ее из-за Хэма, подружился с его приятелем, старым рыбаком, прототипом Старика в романе "Старик и море", вместе поймали однажды гигантскую рыбу-пилу).

Когда появилось достаточно денег, начал искать дом на юге. В Пицунде к тому времени цены были такие, что даже отец, один из самых "издаваемых" писателей, крепко задумывался. В конце концов перекинул поиски дома в Крым. В нескольких километрах от Ялты, в сторону Фороса, высоко в горах стоит маленькая татарская деревенька со смешным названием Верхняя Мухалатка. В ней извивающаяся среди дубов, лавров и кипарисов узкая горная дорога, крошечные покосившиеся домики, крик петухов на рассвете, притворно сердитый лай собачонок и молчаливые старухи в стоптанных кроссовках без шнурков на босых, коричневых от загара ногах, копошащиеся в огородах.

Здесь в 1982-м отец и купил развалюху с заброшенным садом и быстро построил небольшой каменный дом. Человек в делах доверчивый, он дал горе-строителям полную свободу, и дом получился бестолковым: камин не горел, печка дымила, стены давали трещины, но отец был доволен, сразу его обжил, купил щенка Рыжего, помесь волка с овчаркой, и начал писать.

Работалось ему в Мухалатке как нигде. Вставал часов в шесть, гулял с Рыжим в горах, потом садился за письменный стол. После обеда на часок задавал "храпенсон-гоглидзе" (кодовое шутливое обозначение тихого часа со студенческих времен) и писал до позднего вечера.

Когда я приезжала к нему на время каникул, отец ломал распорядок дня, забирал печатную машинку и кипу чистых листов, ехал со мной на оранжевом "жигуленке" на Форосский пляж и работал под тентом возле маленькой пристани для катеров. Изредка купался. Плавал как кит или морж: зайдя по колено в море, с брызгами нырял, долго плыл под водой, а вынырнув, шумно отфыркивался.

Никогда не писал от руки: только машинка. За письменным столом сидел на редкость красиво, широченная спина по-балетному пряма, лопатки сведены.

Как-то я спросила:

- Трудно тебе писать?

- Трудно первые 30-40 страниц - раскрутка.

- А потом легко?

- Начинают "показывать кино", все вижу как на экране - остается только записывать.

Когда заканчивал вещь, устраивал отдых: приезжали друзья - директор гостиницы "Ялта", строитель Василий Шайдук, огромный, громкоголосый, добрый (потом он сыграл роль директора завода в "Противостоянии"), и Жора Иванов директор образцового совхоза - выращивал виноград, делал такое вино, что чуть не каждую неделю приезжали экскурсии: западные бизнесмены "перенимали передовой опыт". "Гудели" по нескольку дней. По вечерам соседка, присматривающая за домом, старчески сморщенная, сильно хмельная Леля, не расстающаяся с "Беломором", пела протяжные песни. Заходил поддатый сосед Коля Дадцун - худой, по-петушиному жилистый, с падающей на глаза прядью седых волос, подсаживался к столу, а после третьей рюмки доверительно шептал:

- Юлианчик! Брат во время войны без вести пропал, а теперь вот в Японии объявился. Фирму открыл, стервец, автомобили делает, - "Дацун" назвал, помоги связаться.

Вернувшись в свой домик, Коля добавлял еще, залезал в трусах на крышу, раскидывал сухие руки и хрипло кричал на всю деревню: "Ити вашу мать, сейчас полечу!"

Отец улыбался: "Россея".

Раз заехала в гости Алла Пугачева. Большой компанией поехали в горный ресторанчик на Байдарских воротах, и Алла Борисовна прекрасно спела на два голоса с красной от волнения Лелей любимую отцовскую: "Летят утки".