С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г. - [2]

В представлениях Ботмера о революции достаточно громко звучат антисемитские ноты. В дневнике постоянно чувствуется подчеркивание национальности собеседников, тех людей, с которыми приходится сталкиваться в России Ботмеру. Значительная часть из них — евреи. Правда, читая об этих наблюдениях Ботмера, нельзя забывать об узости его связей в России, о чем уже говорилось выше. Ботмер, судя по дневникам, встречался с лишь с верхушкой нового режима, если быть более точным, только с некоторыми ее деятелями.

Тем не менее, дневники Ботмера — необычный для традиционных российских публикаций источник по истории первых месяцев советской власти. Давно ставшие доступными иностранному читателю, его страницы теперь могут и должны стать составляющей частью отечественного корпуса источников по проблемам революции в России.

Перевод и общее редактирование дневников Ботмера осуществлено американским историком доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским. Он же принял участие в их комментировании. При подготовке публикации было написано предисловие (авторы А. А. Овсянников, Ю. Г. Фельштинский и А. К. Соколов). Комментарии, необходимые для представления издания российскому читателю, составлены Ю. Г. Фельштинским.

* * *

Московский дневник Ботмера является важнейшим источником по истории советско-германских отношений 1918 г. Дневник был опубликован в 1922 г. издательством книжного магазина Озиандера в Тюбингене. Оригинал рукописи находился все это время у супруги барона Ботмера баронессы Рут фон Ботмер. Много позже известный немецкий историк Винфрид Баумгарт провел сверку изданного текста и сохранившегося оригинала. По его мнению, сравнение оригинала с опубликованным вариантом выявило существенные различия. Так, в опубликованном варианте, с одной стороны, кое-что было выпущено; с другой — сделаны некоторые дополнения. Примечательно было и тактичное отношение к тем, кто оставался в живых к моменту публикации дневника. Иначе, например, была дана характеристика советника посольства доктора Рицлера, одного из ведущих дипломатов германской миссии в Москве. В опубликованном дневнике о нем говорится, что он, безусловно, был «широко образованный талантливый человек, гораздо выше среднего уровня». В оригинале сказано иначе:

«Рицлер… политический либерал, недостаточно ухаживающий за собой, ревнивый и опасающийся, что мы будем проводить солдатскую политику. Вообще, все дипломаты именно такие, какими их себе представляешь. Отчасти, исключением является Рицлер. Что касается физической культуры и образа жизни, его можно было принять за кого угодно, но только не за тайного советника посольства. Скорее, за журналиста, купца средней руки и т. д. (…) этот человек мало симпатичен и очень непривлекателен».

Кроме этих редких и вполне понятных «смягчений» по отношению к жившим тогда политическим деятелям, Ботмер провел общую редакцию дневника, следы которой заметны в тексте, однако в целом издание соответствует оригиналу.

К. Ботмер Дневниковые записи

19 апреля (1918 г.).

Около полуночи наш поезд специального назначения отошел от станции «Зоологический сад». Несколько недель подготовки и ожидания в Берлине дали неожиданную, но желанную передышку. Переговоры с русским правительством об установлении дипломатических отношений постоянно отодвигали отъезд. Поначалу не было даже ясно, едем мы в Петербург или в Москву. Решение в пользу Москвы мне было больше по душе, ведь именно там сердце России. Столица же на Неве мало чем должна отличаться от других крупных европейских городов.

К отъезду на вокзале собралось пестрое общество. Для меня почти все незнакомые лица. Дипломатическая миссия Германии, турецкая дипломатическая миссия с офицерами по делам о военнопленных. Главная комиссия военного министерства по обмену и попечению о военнопленных под руководством капитана Милеки, поверенный военного министра майор Геннинг, с которым мы вместе провели годы в военной академии и генеральном штабе. Все эти службы включали многочисленный конторский персонал, в большинстве своем, из офицеров и рядового состава. Здесь я впервые познакомился с шефом нашей миссии, графом Мирбахом[1]. Уже первое впечатление подсказывало, что для представления Германии в сложнейших для нее условиях был выбран человек незаурядных способностей.

Долгая стоянка в Кутно, затем — поля сражений осени 1914 г. и зимы 1914-15 гг. В памяти оживали воспоминания. С трудом был тогда 9-й армией остановлен натиск русской военной машины; для окончательной победы потребовалось еще три с половиной года[2]. Я не смел и мечтать, что однажды для меня найдется применение в столице нашего восточного врага еще до заключения всеобщего мира. С радостью был встречен мною приказ, согласно которому я отзывался из командования Бём-Эрмолли в восточной части Галиции и назначался представителем Верховного главнокомандования сухопутных войск при германской миссии и смешанных комиссиях и полномочным представителем начальника полевого управления железных дорог для обеспечения обмена военнопленными. Передо мной открывалась перспектива интересной, богатой впечатлениями работы. Меня обрадовала возможность на месте ознакомиться с коммунистическим государством, известным мне до сих пор по его обращениям по радио «Всем, всем, всем…» сообщениям газет и собственным моим беглым наблюдениям в Западной Украине, страной, представлявшейся дикой, но интересной, загадочной и устрашающей.