С гор вода - [19]
Потом Кофточкин, с широкими жестами и взмокшим лбом, заметался по поляне, разъясняя дуэль германского образца № 6, изображая ее жестами; он носился, как угорелый, подбегал то к Илюше, то к Богавуту, то к Виталию Иволгину, умолял всех быть сдержанными и красивыми, просил выдержать точно слова его команды, а паузы украсить медлительно-серьезными позами. Однажды, оговорившись, он сказал:
— У нас, в образцовой германской армии, принято…
Затем, вихрем носясь по полям, он поставил обоих противников на расстоянии двадцати пяти шагов, спиною друг к другу.
— Пистолеты держите вверх дулом. Вот так! Спасибо! — кричал он, размахивая высоко приподнятой рукой. — Затем я буду считать раз, два, три! По сигналу «три» вы должны быстро повернуться друг к другу лицами и выстрелить! Слушайте: раз!
Слово команды он выкрикнул с таким неистовством, что мирно распевавшая иволга испуганно перелетела с одной ветлы на другую. И, скосив вниз голову, внимательно оглядела кричавшего.
— Два! — закричал Кофточкин, словно в гневе.
Затем он на мгновение передохнул, как-то втянув щеки, сделал свое лицо безукоризненно симметричным, безмолвно, но грозно и высоко поднял руку, выдерживая паузу.
«Правый сапог мне на ногу ни за что не полезет, — думал Виталий Иволгин, — мозоль помешает!»
Кофточкин все еще выдерживал паузу, считая ее верхом совершенства по пластичности.
— Трр-ри! — вдруг рявкнул он свирепо.
Поляна дрогнула под слившимися в один выстрелами, вся заволоклась дымом. Но когда дым рассеялся, Кофточкин увидел: Богавут сидел на земле, свернув по-турецки ноги, боком к Илюше, обеими руками держался за живот и тихо раскачивался из стороны в сторону. Шляпы на нем не было; она валялась рядом, на земле. Кофточкин ничего не понял и поглядел на Илюшу. Илюша также недоуменно поглядел на него. Виталий Иволгин спокойно говорил, кивая на Богавута:
— Зачем он сел? Ведь дуэль кончилась!
Внутри Кофточкина вдруг точно что оборвалось. Он понял все и ураганом подбежал к сидевшему.
Лицо Богавута казалось серо-зеленым, брови были как-то перекошены. И еще что-то было на этом лице страшное и тяжкое.
— Что такое? — выдохнул Кофточкин. И увидел: сквозь пальцы, которыми Богавут придерживал живот, медленно ползла алая, теплая, словно кричащая кровь.
— А-а! — вздрогнул Кофточкин.
Перекашивая губы и раскачиваясь, Богавут тихо спросил:
— За что он меня? В живот!
И все раскачивался. Торопливо к нему бежал и Илюша. Кофточкин, полуобезумев, весь трясясь, наскочил на него:
— Ты? Ты стреляешь, как Вильгельм Телль? Лучше? Свинья ты!
Илюша тоже увидел кровь и догадался.
— Что такое? Что такое? — повторял он бессвязно.
Богавут раскачивался все сильнее и сильнее. Кофточкин бормотал:
— Свинья ты! А я еще для безвредности в пистолеты… двойную порцию… пороха… А ты?
— Что? — переспросил Илюша, вдруг точно что-то сообразив. — Ты зарядил пистолеты двойным зарядом пороха? Ты? Да? Болван!.. Так это ты испортил мне выстрел!
Он сморщил лицо, закусил губу, часто-часто заморгал. Топыря руки, беспорядочно говорил Богавуту:
— Я не виноват! Убей меня громом! Я не хотел! Вот этот болван испортил мне выстрел! Простите меня! Я не буду! Я не хотел!
А Богавут безмолвно раскачивался.
Богавут лежал у себя во флигеле на постели, накрытый до горла одеялом. Рядом на стуле сидела Надежда Львовна и широко раскрытыми испуганными глазами смотрела на его багрово-красное, словно переполненное кровью, лицо, на его сильно заострившийся нос. Вздрагивая, говорила ему:
— Сейчас приедет доктор. Сейчас, вот сейчас!
Но он не видел ее, не слышал. Не чувствовал.
Скрипя зубами, порою выбрасывал бессвязные фразы:
— Я всегда стоял за жребий! Считай папиросы! Не надо расшатывать волю!
Лидия Ивановна стояла тут же и капала себе в рюмку валерьяновые капли. Думала: «И я непременно расхвораюсь теперь: мне вредны всякие волнения…»
Слышно было, как на дворе, неподалеку от окон флигеля, перекорялись Илюша и Кофточкин:
— Я ни при чем. Я дуэль обезвредил, как знакомые артиллеристы. Я их на суд вызову свидетелями! Я за тебя не ответчик!
Сердитый, шипящий голосок огрызался:
— Нет, ты — всему виной, ты и ответишь! Зачем закатил двойной заряд пороха? Я целил в щиколку. Я под присягой так покажу! Пуля ударила в живот от двойной отдачи, от двойного заряда пороха. Ты ответишь! За это за самое!
— Будь ты проклят, свинья! — плакался голос. — Будь сто раз проклят!
— Симметричный болван! — шипело в ответ.
— Я со счета сбилась, — жаловалась плаксиво Лидия Ивановна, — накапала капель неизвестно сколько. Недоставало, — еще отравишься! Надя, помоги же мне! Это все твои амурные куролесы! Ох, каждый год, каждый год! Надо же меру знать!
Богавут глухо и отрывочно выговорил:
— Я не изменник! Врете! Я имел право на отдых!
Надежда Львовна виновато бросалась от его постели к матери и обратно. Защищалась от укоров матери:
— С ним у меня решительно ничего не было! Вздор! Илюшка насочинил все!
Голос дрожал, сбивался.
В мыслях ее тоскливо проходило: «Стоит жить?»
Лидия Ивановна пила капли и тихо выговаривала:
— Что о тебе в городе говорят? Подумай сама! О-ох! Отчего муж твой запил? И ты все не уймешься!
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.Сборник рассказов «Степные волки. Двадцать рассказов». - 2-е издание. — Москва: Типография товарищества И. Д. Сытина, 1908.
В книге впервые собраны фантастические рассказы известного в 1890-1910-х гг., но ныне порядком забытого поэта и прозаика А. Н. Будищева (1867–1916). Сохранившаяся с юности романтическая тяга к «таинственному» и «странному», естественнонаучные мотивы в сочетании с религиозным мистицизмом и вниманием к пограничным состояниям души — все это характерно для фантастических произведений писателя, которого часто называют продолжателем традиций Ф. Достоевского.
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«— Я тебя украсть учил, — сказал он, — а не убивать; калача у него было два, а жизнь-то одна, а ведь ты жизнь у него отнял, — понимаешь ты, жизнь!— Я и не хотел убивать его, он сам пришел ко мне. Я этого не предвидел. Если так, то нельзя и воровать!..».
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.«Распря. Двадцать рассказов». Издание СПб. Товарищества Печатн. и Изд. дела «Труд». С.-Петербург, 1901.
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В Одессе нет улицы Лазаря Кармена, популярного когда-то писателя, любимца одесских улиц, любимца местных «портосов»: портовых рабочих, бродяг, забияк. «Кармена прекрасно знала одесская улица», – пишет в воспоминаниях об «Одесских новостях» В. Львов-Рогачевский, – «некоторые номера газет с его фельетонами об одесских каменоломнях, о жизни портовых рабочих, о бывших людях, опустившихся на дно, читались нарасхват… Его все знали в Одессе, знали и любили». И… забыли?..Он остался героем чужих мемуаров (своих написать не успел), остался частью своего времени, ставшего историческим прошлым, и там, в прошлом времени, остались его рассказы и их персонажи.
В повести «Росстани» именины главного героя сливаются с его поминками, но сама смерть воспринимается благостно, как некое звено в цепи вечно обновляющейся жизни. И умиротворением веет от последних дней главного героя, богатого купца, которого автор рисует с истинной симпатией.