С гор вода - [14]
— Подожди. Возьми карандаш и запиши вон там на бумаге: «Четное число — С., нечетное — я».
Богавут взял со стола карандаш, придвинул бумагу. Карандаш выскользнул из рук, но он поймал его на лету.
— Готово, записал, — сказал он через мгновение.
— Теперь засучи мне рукав у правой кисти. Вот так, спасибо. Четное — я, нечетное — ты. Так? — Он стоял во весь рост у стола, длинный в своем подряснике.
— Считай, — попросил Богавут.
Раскрыв портсигар, Свержнев сразу вывалил все папиросы на стол и тотчас же прикрыл их левой кистью, чтобы они не рассыпались по столу.
— Раз, — начал он счет, — две, три, четыре, — Правой рукой он доставал папиросы из-под кисти левой, по одной, и аккуратно откладывал их в сторону.
— А ты их проверяй и складывай обратно в портсигар, — сухо и строго посоветовал он Богавуту.
Тот беспрекословно повиновался.
Опять начался счет.
— Семь, восемь, — просчитал Свержнев.
— Тебе? — поспешно проговорил Богавут.
— Нет, под рукой есть еще папиросы, — ответил Свержнев. — Я просчитал — восемь?
— Восемь!
Одеревеневшая мысль стонала, как расплющенная молотом: «Как много папирос. Как много!»
Свержнев попросил:
— Выше засучи мне левый рукав!
— Готово. Считай.
— Я просчитал — восемь?
— Восемь.
Переговаривались, не узнавая своих голосов.
— Проверь точнее. Надо быть точным.
— Девять, десять, — опять начался счет.
— Все?
— Есть еще!.. Но немного… Кажется…
«Разве отвернуться к стене и не глядеть и не считать, — подумал Богавут, — или хорошо бы уткнуться в подушку… и крепко зажмуриться…»
— Одиннадцать, — считал Свержнев.
Точно огнем обожгло сердце: «Неужели все?»
— Двенадцать… Последняя, — сказал Свержнев. — Чет. Идти мне.
И изнеможенно опустился на стул.
— Я рад за тебя, — выговорил он, хотя с трудом и не скоро.
Богавут, осторожно ступая по полу, заходил от угла до угла. Долго ходил так молча. Молчал и Свержнев. И летняя жаркая ночь тяжко молчала за окнами.
И медленно, как раздавленные, ползли тяжкие минуты.
Потом Свержнев встал на ноги, медленно и с трудом приподнявшись.
— Ну, прощай, — проговорил он упавшим, расслабнувшим голосом.
Богавут безмолвно, но жарко протянул ему руку. Левой крепко зажал глаза и как-то вбок заломил голову. Свержнев крепко сжал его руку в обе ладони, чувствовал, как она сотрясалась до самого плеча, безмолвно передавая ему что-то.
— Ну спасибо, спасибо, — едва слышно бормотал Свержнев, тиская эту руку в своих сжатых ладонях, — спасибо!
Его изъеденные губы затрепетали. Голову слегка задергало.
— Спасибо, — сказал он в последний раз, — что же делать!
С крыльца было хорошо видно: широкая фиолетовая полоса ярко и гордо охватила собой пол востока. Мощно говорила пробуждающимся полям всеми цветистыми переливами:
— Радуйтесь!
А человек стоял на крыльце бледный, блеклым взором глядел на нее, но не приветствовал.
Надежда Львовна встретила Богавута, когда он шел из своего флигеля в дом обедать, и, лукаво полузакрывшись алым зонтиком от Илюши, который сердито наблюдал за нею с крыльца, поспешно шепнула Богавуту:
— Остановись, повернись лицом к амбарам и слушай, что я тебе буду говорить!
Богавут остановился и повернулся.
— Илюшка, — зашептала Надежда Львовна, — сам ты видишь, — бродит за мной по пятам всюду! Чистое наказание! И не дает возможности повидаться с тобой наедине. А, между тем, я хочу, хочу и видеть тебя, и говорить с тобой… Ты слышишь меня?
— Слышу, — прошептал Богавут, — еще бы! Я слышу и чувствую тебя, когда тебя даже нет со мной!
Надежда Львовна жарко зашептала:
— Верю! Милый! Любимый! Крепкий и сильный мой! Верю и за это люблю! Но ты не сердишься на меня?
Жаркий шепот закружил голову, напомнил о неисчерпаемых радостях, разбудил неугасимую жажду.
— За что мне сердиться на тебя? Как можно сердиться на радости? — прошептал Богавут со вспыхнувшими глазами.
— Верю! Милый! Бурный! Люблю твои глаза! Но все-таки ты не сердишься на меня за то, что я сказала противному Илюшке, что ты целовал меня почти без моего согласия, — шептала Надежда Львовна, — ну, не совсем ясно истолковав, будто бы, мое кокетство с тобой? Понимаешь, голубчик, — ну, как я могла вынести на базар нашу любовь? Ну, как могла? Милый!
— Конечно, не могла, — согласился Богавут. — Ты — права!
— Ты понимаешь мою ложь?
— Вполне. Ты — права. Ты — всегда права!
— И ты не осуждаешь меня?
— Ничуть. Но по какому праву он расспрашивал тебя о наших отношениях? Как смел?
В сердце поднялась сердитая буря. Надежда Львовна шепотом затараторила, красиво отпячивая нижнюю губку, широко, как всегда, раскрывая глаза:
— Во-первых, на правах глупого. Это раз. Во-вторых, на правах приятеля моего мужа. Это два. Затем, — он же мой родственник! Ах, этот глупый Илюшка! Сколько он крови испортил мне! Понимаешь, я же, конечно, ужасно защищала тебя и всячески выгораживала…
— Верю…
— Ах, — вздохнула, покачав головой, она, — этот противный Илюшка! Как он мне надоел! О-о! Главное, — мешает нам видеться! Ежеминутно подсматривает! «Змея его в сердце ужалила», — дурак! Вот и сейчас погляди: старается подслушивать, о чем мы говорим! Со злости даже противный веснушчатый нос стал, — полюбуйся, — зеленым, как недозрелый крыжовник! Ф-фу, глядеть тошно! У-у, ненавижу его!
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.Сборник рассказов «Степные волки. Двадцать рассказов». - 2-е издание. — Москва: Типография товарищества И. Д. Сытина, 1908.
В книге впервые собраны фантастические рассказы известного в 1890-1910-х гг., но ныне порядком забытого поэта и прозаика А. Н. Будищева (1867–1916). Сохранившаяся с юности романтическая тяга к «таинственному» и «странному», естественнонаучные мотивы в сочетании с религиозным мистицизмом и вниманием к пограничным состояниям души — все это характерно для фантастических произведений писателя, которого часто называют продолжателем традиций Ф. Достоевского.
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«— Я тебя украсть учил, — сказал он, — а не убивать; калача у него было два, а жизнь-то одна, а ведь ты жизнь у него отнял, — понимаешь ты, жизнь!— Я и не хотел убивать его, он сам пришел ко мне. Я этого не предвидел. Если так, то нельзя и воровать!..».
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.«Распря. Двадцать рассказов». Издание СПб. Товарищества Печатн. и Изд. дела «Труд». С.-Петербург, 1901.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В Одессе нет улицы Лазаря Кармена, популярного когда-то писателя, любимца одесских улиц, любимца местных «портосов»: портовых рабочих, бродяг, забияк. «Кармена прекрасно знала одесская улица», – пишет в воспоминаниях об «Одесских новостях» В. Львов-Рогачевский, – «некоторые номера газет с его фельетонами об одесских каменоломнях, о жизни портовых рабочих, о бывших людях, опустившихся на дно, читались нарасхват… Его все знали в Одессе, знали и любили». И… забыли?..Он остался героем чужих мемуаров (своих написать не успел), остался частью своего времени, ставшего историческим прошлым, и там, в прошлом времени, остались его рассказы и их персонажи.
В повести «Росстани» именины главного героя сливаются с его поминками, но сама смерть воспринимается благостно, как некое звено в цепи вечно обновляющейся жизни. И умиротворением веет от последних дней главного героя, богатого купца, которого автор рисует с истинной симпатией.