С Ермаком на Сибирь - [27]
Из-за стен крепости видны были крутые, черные, смоленые крыши многих изб и теремов. Весь берег был заставлен легкими стругами. Одни, густо просмоленные, блистали синим блеском, лежа кверху днищами, другие, еще не отделанные, сверкали розово-белыми, чисто оструганными досками. Сотни три людей в пестрых рубахах работали подле них, и гулкий стук многих топоров и визг пил отдавался эхом о холмы и лес противоположного берега.
— Вот он и строгановский городок Канкор, — сказал Никита Пан сидевшему подле него Феде. — Что же, браток, Федор Гаврилович, надумал? С нами, казаками, останешься или к Строганову подашься?
— Я не знаю еще, — сказал Федя, лаская и почесывая между ушами лежавшего у его ног Восяя. — Все во мне так смутно… Если бы меня кто наставил и научил.
Никита Пан, смотревший, как ласкал Восяя Федя, сказал:
— Да ты, браток, не бойся. Мы твоего пса больше не обидим. Привязались и мы к твоему Восяю. Полюбили… Коли что — и его возьмем.
— Спасибо, атаман, — тихо сказал Федя. — Побываю у Строганова. Поговорю с ним. Что он мне укажет, что он присоветует — так тому и быть.
— Дело доброе, — сказал Никита Пан. — Конечно, по сиротству твоему тебе кого-нибудь спросить надо… А только — мой тебе совет. Потолкуй с Ермаком. Таких людей днем с огнем не отыщешь!..
Старик Семен Строганов был болен, и Федю принял его племянник Максим Яковлевич.
В чистой соснового леса избе пахло смолою и ладаном. Широкое окно было задвинуто, и сквозь прожированную бумагу мутный свет входил в избу. Максим Яковлевич сидел у окна на липовой лавке. Он был одет по-восточному в длинный желтый бухарский халат, шитый малиновыми цветами, и в мягкие татарские ичеги[30] темно-зеленого сафьяна. На голове была черная шапочка-тюбетейка, прикрывавшая лысину.
Федя перекрестился на иконы с теплящеюся перед ними лампадой и, тряхнув кудрями, — ему их по-казачьи остриг Семен Красный, — поклонился, дотронувшись пола руками.
— Федор Чашник? — сказал, поднимая полное, белое лицо, обрамленное седеющей бородой Строганов.
— Я, Максим Яковлевич.
— Я прочел, что мне написал о тебе стрелецкий сотник Исаков… Мне всякие люди нужны… Молодые и смелые особенно… Дела тут много и людей надо — нет числа… Слышал я о тебе и от казаков и… легло мое к тебе сердце. Ты, слыхал я, с детства при пушном деле рос. Вот и приставлю я тебя к пушной палате, будешь меха разбирать каждый по его качеству… А там посмотрим. Ступай, разыщи поляка Неборского, скажи, что я приказал тебе быть при нем в приказчиках.
Федя, как стал у притолоки, так и стоял неподвижно. Только лицо его покрылось румянцем смущения, приоткрылся пухлый рот и он тяжело и неровно дышал.
— Ну, что же ты! — сказал уже строго Максим Яковлевич.
— Я, господин, — пробормотал Федя и упал в ноги Строганову. — Максим Яковлевич!.. Прости, если я согрублю тебе, отказываясь от доброго твоего предложения!.. Не за тем делом я к тебе ехал.
— А за каким же? Мы — купцы… Наше дело торговое. Соль, да меха, да сибирские, индейские и бухарские товары — вот чем мы занимаемся.
— Я, господин, хочу искать… искать — заикаясь и краснея все больше, говорил Федя и вдруг, решившись, выпалил: — Ратной чести!
Сказав главное, Федя встал с колен и, потупившись, ожидал решения своей участи.
Строгонов посмотрел на мальчика.
— Ратной чести… — наконец медленно сказал Строгонов. — Искать ратной чести приехал ты, малый, у меня, у купца московского?! Лютые, видно, настали в Москве послдние времена, что такие молодцы, как ты, идут за ратной честью не в государевы дружины, не к царским воеводам и тысяцким, а к купцам… Что же — твое счастье… Твоя удача!.. Ты с казаками сюда пришел?
— В ватаге атамана Никиты Пана.
— Вернись в нее! Обживись… А там и сам увидишь…
Максим Яковлевич еще раз внимательно посмотрел на Федю.
— Славный ты мальчик… — сказал он, — полюбился ты мне, сиротинушка… Так вот мой тебе совет. Здесь находится донской атаман Ермолай Тимофеевич, по прозвищу — Ермак… Так того Ермака слушайся во всем. Он худому тебя не научит. Живет он у меня побольше года, открыл мне свою душу и показал мне рыцарский пример покаяния не на словах, но на деле… У него найдешь, что ищешь. Либо славную могилу в чистом поле, либо честь молодецкую… Ступай!.. Да хранит тебя Господь!..
Федя земно поклонился Строганову, повернулся кругом и, не чуя пола под ногами, вышел из горницы. Кровь ключом била в виски, в глазах темнело от волнения и счастья, от ожидания чего-то нового, неведомого, страшного, опасного и вместе с тем поднимающего дух и дивно прекрасного.
XXIII
Ермак
И еще прошла неделя. Смолили остальные струги, грузили мешки с хлебными сухарями, бочки с порохом, лили пули, заготовляли «жеребья»[31], устанавливали на лодках пушки, строгали весла, забивали уключины, упражнялись в стрельбе из луков и рушниц.
Федя, в ватаге Никиты Пана принимавший участие во всех этих работах и упражнениях, видел несколько раз Ермака, но всегда мельком.
Вдруг среди работающих шорохом пронесется: — «атаман!.. атаман!..». Одни еще прилежнее станут работать, другие, кто помоложе, оставят работу и смотрят туда, откуда раздались голоса.
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Известный писатель русского зарубежья генерал Петр Николаевич Краснов в своем романе «Ненависть» в первую очередь постарался запечатлеть жизнь русского общества до Великой войны (1914–1918). Противопоставление благородным устремлениям молодых патриотов России низменных мотивов грядущих сеятелей смуты — революционеров, пожалуй, является главным лейтмотивом повествования. Не переоценивая художественных достоинств романа, можно с уверенностью сказать, что «Ненависть» представляется наиболее удачным произведением генерала Краснова с точки зрения охвата двух соседствующих во времени эпох — России довоенной, процветающей и сильной, и России, где к власти пришло большевистское правительство.
Нигилисты прошлого и советские историки создали миф о деспотичности, и жестокости Александра II.В ином свете видят личность царя и время его правления авторы этого тома.Царь-реформатор, освободитель крестьян от крепостной зависимости – фигура трагическая, как трагичны события Крымской войны 1877 – 1878 гг., и роковое покушение на русского монарха.В том вошли произведения:Б. Е. Тумасов, «ПОКУДА ЕСТЬ РОССИЯ»П. Н. Краснов, «ЦАРЕУБИЙЦЫ».
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу известного кубанского писателя и публициста Петра Ткаченко вошел роман-исследование о легендарном казаке, поистинс народном мстителе хорунжем Василии Федоровиче Рябоконе, являвшемся символом повстанческого движения и непокорности в приазовских плавнях вплоть до конца 1924 года. В отличие от многих борцов с большевизмом, В.Ф. Рябо-конь до сих пор не реабилитирован. Его оправдал сам народ, в поколениях передающий легенды о нем, как и о всяком народном герое — неуловимом и бессмертном.Своеобразным обрамлением роману служат также несколько рассказов о казацкой жизни.
Новый роман известного современного писателя Валерия Поволяева "Атаман" посвящен жизнеописанию одного из наиболее выдающихся лидеров российского казачества генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семенова.
Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны.
Роман об активном участнике Гражданской войны, организаторе красных конных частей на Дону, из которых впоследствии выросла легендарная конная армия, — Борисе Мокеевиче Думенко. Уничтоженный по клеветническому навету в 1920-м, герой реабилитирован лишь спустя 44 года. Обложку делал не я. Это издательская.