С.Е.К.Р.Е.Т. - [50]

Зато Трачина была подавлена. Она замкнулась в себе, хотя я подозревала, что она, как змея, свернулась в кольцо и копит яд в ожидании подходящего случая, чтобы ужалить.

Понятно, что меня одолевали мысли о Пьере. Когда мы с Матильдой встретились для «разбора полетов», я первым делом спросила: увижу ли его снова? Справлялся ли он обо мне? Но она еще и рта не успела открыть, а я уже поняла, что она будет против новых встреч из опасения, что это может снова что-то воспламенить. Теперь мы обе знали, что мое тело может тянуться к неподходящим мужчинам.

– Дело не в том, что он плохой человек, Кэсси, – ответила она. – Он щедр и умен. Но и опасен для любой женщины, вообразившей, будто он способен на большую близость, чем на самом деле.

– Но если Пьер так опасен, зачем было его привлекать?

– Да затем, что он превосходно подходил для воплощения именно этой фантазии. Я пришла в восторг, когда он, увидев вас в «Гало», позвонил мне и сказал, что согласен. Мы пытались заполучить его много лет. И я знала, что вы не будете разочарованы. Согласитесь, что все сбылось?

– Да, так и было. Но…

– Никаких «но».

Я кивнула, еле сдерживая слезы. Было бы о чем горевать. Подумаешь, великое дело – всего лишь секс. Замечательный, но не более того. Но слезы все равно потекли.

– Наверное, я для этого не гожусь, – всхлипнула я.

Я обвела взглядом бар: не заметил ли кто из мужчин, но те жевали сэндвичи и смотрели телевизионный матч. Все в порядке.

– Ерунда, – возразила Матильда, протягивая мне платок. – Ваши чувства понятны, в них нет ничего особенного. Пьер – крутой мужчина. Любая поплывет. Откровенно говоря, в глубине души мне даже хотелось, чтобы он отказался, потому что я знала, что он вас чем-нибудь, да зацепит. Но я, Кэсси, не устаю повторять: это фантазия, и мужчины, которые ее воплощают, далеко не всегда хороши как спутники жизни. Ловите момент, наслаждайтесь им, но не держитесь за него.

Я кивнула и высморкалась.

* * *

Через несколько недель зима вдруг сковала город необычной стужей. Я вышла на мороз и плотно притворила дверь «Отеля старых дев», собираясь сделать пробежку перед работой и не уставая дивиться тому, что в Новом Орлеане вообще бывает зима. И вовсе не мягкая в этом году. Холод пробирал до костей, так что отчаянно хотелось залезть в горячую ванну и отмокать там часами. На мне были шапка, перчатки и термобелье, но я согрелась, лишь пробежав несколько кварталов.

Я пронеслась по Мандевилль-стрит до Декатур-стрит и свернула направо, к Французскому рынку, чтобы не оказаться на побережье и не думать о Пьере, который владел там едва ли не всем. Как он поступит с этими пустырями? Застроит жилыми домами? Торговыми центрами? Очередными казино? Уилл уже ворчал, что Мариньи превращается в «пристанище хипстеров». Он говорил, что на Френчмен-стрит слишком много туристов – не подлинных ценителей музыки и хорошей кухни, а праздных бездельников с питьем навынос, которые шляются по открытым рынкам и торгуются из-за кустарной мишуры.

Я миновала длинную очередь в кафе «Дю монд». И хотя его посещали преимущественно туристы, а большинство горожан его избегали, я любила завершать пробежку тамошним кофе. Ах да, еще бенье. Уилл не понимал, зачем бежать сорок минут, чтобы взять и умять гору жира и сахара. Боже, я разрывалась между Уиллом и Пьером, и в голове у меня непрерывно звучали мужские голоса. Надо от них избавляться.

Вернувшись домой, я с тревогой увидела, что входная дверь открыта, и удивилась еще больше, застав в вестибюле «Отеля старых дев» Анну, которая рылась в большой коробке, обернутой простой коричневой бумагой.

– Ох, извините, Кэсси, – зачастила она с видом застуканного на месте воришки. – Я случайно вскрыла вашу посылку. Приняла за свою и расписалась. Старею уже, что поделать. Глаза не те… но пальто чудесное. А туфельки! Никак, уже подарок на Рождество?

Я выхватила у нее коробку и изучила содержимое. Внутри оказалось длинное верблюжье пальто с простым поясом и туфли от «Кристиан Лабутен» с четырехдюймовыми каблуками. Слава богу, Анна открыла коробку, но не тронула карточки, прикрепленной снаружи лентой.

– Да, это подарок, Анна, – сказала я, скрывая раздражение.

Это не было случайностью. Ее все больше интересовали мои похождения. Лимузин всякий раз пробуждал в ней сильнейшее любопытство. Кроме пальто и туфель, в коробке был черный бархатный мешочек, перетянутый шнурком. Мы с Анной заметили его одновременно.

– А там что такое? – спросила она, указывая пальцем.

– Перчатки, – ответила я.

Мне пришлось сочинить ей историю о славном малом, с которым я познакомилась на работе, встретилась пару раз и теперь он меня обхаживал.

– Скажу ему, чтобы прекратил покупать мне вещи! – притворно возмутилась я. – Еще слишком рано.

– Чепуха! – заявила она. – Пользуйтесь, пока можете.

Укрывшись наконец у себя в квартире, я распечатала конверт с картой Шага седьмого – Любопытство. Браво, Анна, это про тебя. Затем я развязала бархатный мешочек. Если бы она увидела, что там, – упала бы в обморок.

* * *

На следующий день, едва зашло солнце, лимузин подвез меня по U-образной подъездной дороге прямо к главному входу в Особняк. В прошлый раз меня высадили у бокового входа. Я уже привыкла, что водитель выходит и открывает мне дверь, о чем простая девчонка из Мичигана не могла и мечтать. Так было и нынче. Я ступила на булыжную мостовую и с удивлением заметила, что каблуки ничуть не мешают. Небось, потому что стоили целое состояние, пусть небольшое. Взглянув на дом, я увидела, что все окна горят одинаковым охристым светом, как будто он ждал меня, чтобы ожить. Арктический мороз кусал мои голые лодыжки, и я радовалась, что все остальное скрывалось под длинным пальто.