С днем рождения, турок! - [20]

— Ему пришлось заплатить штраф?

— К счастью, нет. У нас тогда было очень мало денег… Вазиф был очень расстроен, когда нас везли в полицию. А потом вышел успокоенным, даже довольным, и ничего не заплатил.

— А тот, другой водитель… Вы не помните его имени?

— Нет, не помню.

— Что это был за человек?

— Молодой, светловолосый, — коротко охарактеризовала она.

Таких молодых и светловолосых мужчин миллионы. Во всяком случае, в полиции должны быть бумаги, где зафиксированы данные об аварии.

— Вы не помните, в какое отделение вас привезли?

— Да это здесь недалеко, в трех кварталах отсюда. Авария произошла тоже близко, за углом. Могу показать.

Мы встали и подошли к окну. Мамаша Эргюн еще раз подробно описала мне, как произошла авария. У меня не было сомнений, что виноват в аварии был Вазиф. Это было очевидно даже отсюда.

— Куда собирался ехать ваш муж в день последней аварии… в свой последний день?

— Это было в субботу. Мы завтракали, потом раздался телефонный звонок. Вазиф быстро закончил разговор и сказал, что ему надо отъехать. Он обещал скоро вернуться…

Она помрачнела и стиснула зубы.

— Какого числа это произошло?

— 25 апреля 1980 года.

— Кто ему звонил, вы знаете?

— Нет, кто-то из его друзей.

— Где произошел несчастный случай, на какой улице?

— По дороге на Кронберг.

Эти сведения также должны быть зафиксированы в полицейских документах. Я решил оставить матушку Эргюн в покое и идти в полицию. Сначала надо пойти в отдел по борьбе с наркотиками. Есть ли там письменные свидетельства по делу Вазифа и Ахмеда?

— Спасибо, госпожа Эргюн, вы мне очень помогли. Завтра я опять к вам загляну. Надеюсь, у меня будет что вам сказать. Передайте своей дочери, чтобы она позвонила мне в течение дня, домой или в офис. Номер у Ильтер есть.

Я поблагодарил ее за завтрак, и мы попрощались. В тот момент, когда я уже собрался уходить, она вдруг вздрогнула, словно ей наступили на ногу. Глаза ее вспыхнули.

Дверь кухни тихо скрипнула, и до меня донесся слабый аромат дешевых духов. Я медленно повернул голову и взглянул в сторону, откуда шел запах. В дверях, слегка покачиваясь, стояла Айза Эргюн. Мать и дочь уставились друг на друга, и я наконец понял, в чем дело.

Пошатываясь, Айза искала, на что бы ей опереться. Взгляд блуждал, бесцельно скользя по кухне. Хрупкое тело сотрясала дрожь. Она сцепила пальцы, словно хотела спрятать их. У Айзы был не сифилис. Айза торчала на игле.

ГЛАВА 2

Второй раз за день мне пришлось обивать пороги приемной полицейского управления и иметь удовольствие общаться с рыцарями канцелярского стола.

— Что вам угодно?

На этот раз у дежурного полицейского был тон разъяренного фельдфебеля, который пропесочивает бедного ефрейтора за плохо отутюженные брюки. Он резко обрубал слова в конце каждой фразы. Я испугался, что он при этом ненароком откусит себе язык. Его глаза серо-стального цвета скользнули по моему лицу, не предвещая ничего хорошего. Но по крайней мере, он не ковырял в носу, как Нели.

— У вас что — в ушах дерьмо? Я же сказал, что мне нужен отдел по борьбе с наркотиками. Повторить по буквам?

Он клацнул зубами, сомкнув челюсти, и зажмурил глаза, как будто ему плеснули кипятка на ноги.

— А вы не хамите! Не то прикажу вышвырнуть вас отсюда! — Взмахнув линейкой, он швырнул ее на стол. Гладко выбритый затылок вздулся от напряжения.

— У вас тут вежливости не учат? Ничего, я и сам найду дорогу.

Пока я говорил, он поднялся и кисло улыбнулся. Я повернулся и вышел из приемной. Офицер не проронил больше ни слова. Наверное, он давал по телефону указания о моем задержании.

В тускло освещенном коридоре мне встретились несколько нейлоновых девиц.

— Извините, где находится отдел по борьбе с наркотиками?

Одна из девиц не без почтения взглянула на меня. Наверное, она решила, что я наркобарон, который пришел отдать себя в руки правосудия. Или ее привел в восторг мой украшенный запекшейся кровью подбородок?

— На четвертом этаже.

— Спасибо.

На этот раз я воспользовался лифтом. На табло появилась цифра 4, и двери раздвинулись.

Сначала я ощутил его запах — вернее, запах его сигары, а потом и увидел самого лично. Футт, чья фигура напоминала труженика скотобойни, ожидал лифт. Около него болтался щупленький мужичонка, который, увидев меня, поперхнулся неоконченной фразой. Я не мог удержаться от смеха.

На лысом черепе Футта выступила толстая красная вена. Он тяжело пыхтел, трясясь своими жирами. На лице сияла довольная улыбка палача, сладострастно созерцающего новую жертву.

— А, господин уполномоченный!

Это было сказано тоном закадычного друга, предлагающего тебе сигарету. Только вместо глаз были щелки. Он мог бы играть характерные роли в детских кинофильмах: добрый дядюшка, который водит маленьких девочек в кустики сделать пи-пи.

— А, господин комиссар криминальной полиции! Как продвигается дело Хамула? Задействовали Интерпол или это дело не представляет для вас никакого интереса? Я здесь как частное лицо. Да вы уже, как я вижу, все поняли?

Добрый дядюшка медленно вставил в рот сигару, глубоко затянулся и пустил к потолку несколько маленьких, славненьких колечек. Человек рядом с ним явно что-то слышал обо мне. Он нервно буравил ногой пол, и я чувствовал, что он ждет только отмашки своего начальника, чтобы наконец вцепиться в меня. Скорее всего, он вцепился бы мне в волосы.