С дебильным лицом - [17]

Изнутри, где-то под сердцем, грыз ее, подтачивал неприятный червячок сомнений и страха: нужна ли она Андрею?

Две недели Андрей как проклятый каждый день после университета допоздна замывал двигатели, откручивал бесконечные гайки и бегал за пивом Коляну. Приходил в общежитие, вяло отмывал грязь, скидывал пропахшую потом и бензином одежду и падал лицом вниз на постель, как в пропасть, и с утра ему мучительно и безнадежно не хотелось вставать.

Пару дней назад Колян оставил его менять масло, объяснив кое-как технологию, и Андрей, не зная всех подводных камней, сильно обжегся ливанувшим в отверстие горячим маслом. От собственной беспомощности и боли глаза защипало, и он долго стоял в яме, прижавшись спиной к стенке, глядя на грязное днище зависшей над ним машины.

Стиснув зубы, он продолжал работать. Колян обещал платить каждые две недели, и Андрей считал дни до первых денег. Получив их, он собирался смыть с себя машинную грязь, надеть что-нибудь чистое, купить вина, конфет и пойти к Татьяне.

Две недели она звонила ему. Он слышал ее звонки. Видел ее имя на дисплее телефона. Но сил отвечать не было. “Потом, потом… — медленно думал он, — все будет, будет, обязательно будет, Таня…”.

— Да будут тебе бабки, чё ты паришься-то? — Колян покровительственно похлопал Андрея по плечу. — Колян обещал бабло — Колян забашляет. Понимаешь, брательник, тут такая маза подфартила купить почти на халяву запчасти. Да не ссы — расплачусь я с тобой. Но потом. Завтра можешь не приходить — отдыхай, брательник. На, пивца накати, — и протянул ему “полторашку”.

И Андрей взял.

И пришел к Татьяне. Без вина, конфет и в машинном масле.

— В магазин не надо сходить?

— Не-ет…

Татьяна с Андреем стояли друг напротив друга в прихожей. Он чувствовал себя несчастным и уставшим, но, боясь выглядеть жалко, хорохорился:

— И майонез есть? У тебя его постоянно нет. Надо устроить какую-нибудь движуху. Давай возьмем пива? — И соврал, — я зачет сдал: надо отметить.

— Ты постоянно пьешь! — Не зная, как себя вести после его двухнедельного отсутствия, Татьяна не нашла ничего лучше, чем напасть первой. — Опять?!

— А что делать? Что мы будем делать? Сериалы твои смотреть? Скучно! Хорошо, займись чем-нибудь — я сяду играть.

— Нет, нет, подожди, я подумаю… А почему ты не звонил? Ты же обещал прийти еще в позапрошлые выходные.

— Не кричи на меня! Я могу и уйти.

— Ну хорошо, хорошо, возьми деньги… — Татьяна испугалась. — Купи, чего хочешь…

Разговаривать без спиртного у них не выходило. Почему так получалось, она старалась не думать, он — и вовсе не понимал, зачем и о чем нужно с ней разговаривать.

Татьянины родители, сколько она себя помнила, не особенно-то и разговаривали друг с другом. Отец вечерами читал газеты, а мать не выходила из кухни. А на кухне текли краны, не работала одна конфорка электроплиты, архинужной полочки не хватало, и если мать раскрывала рот, то оттуда доносилось бесконечное: “Хватит лежать на диване! Лентяй! У всех мужья — как мужья, а ты меня в гроб решил свести. В прошлый раз полезла сама лампочку менять, так меня током шандарахнуло, с табуретки упала — едва живая осталась, а ты все сидишь, пень бесчувственный! Ты всегда…”.

Впрочем, время от времени отец все-таки что-то делал. И не потому, что она его пилила, а потому, что ведь, по сути, и ему хотелось жить в уюте, чтобы и из кранов не текло, и на ловко подвешенной полочке красовались нарядные чайнички и чашечки. Но тут же приходила мать, и снова начиналось: “Ой, надо же, он что-то сделать попытался!” Умилительным тоном, каким разговаривают с детьми и убогими, она тянула: “Полочку он повесил, молодец какой! Не туда, правда, но не беспокойся, научишься соображать, куда нужно вешать, а пока я сама перевешу — смотри и учись…” Отец молча уходил к телевизору.

Отец Андрея тоже особенно-то не разговаривал с женой. Иногда, когда ему хотелось поговорить, долго и пространно излагал сыну свои теории. Мать же временами о чем-то шушукалась с сестренкой. Но говорили ли они между собой, Андрей не помнил. Если бы вдруг он задумался об этом, если бы решил поговорить об этом с Татьяной, то им хватило бы разговоров на несколько часов. И они могли бы прийти к каким-нибудь удивительным выводам, сделав по пути несколько открытий и почти докопавшись до истины. Но они не говорили об этом.

“Может, и не нужно с мужиком разговаривать?” — думала Татьяна, ожидая Андрея из магазина — лениво складывая фигуры тетриса. Ей нужна была длинная прямая палка, а падали упорно одни загогулины, и она раздражалась.

Андрей с пивом в пакете долго курил у ее подъезда, глядя на первые звезды в светлом еще весеннем небе с уходящими ввысь ветвями деревьев, черными и пустыми. Постоянно кто-то звонил: Димка, Петр, даже Колян. Все что-то хотели: друзья по поиску — смотреть снарягу, Колян — ехать “по бабам”. И тут он понял, что ему уже давно ничего не хочется, давно ничего не нужно и давно на все наплевать.

Вспомнилось вдруг ясно, четко: в его родном городке был единственный компьютерный клуб: десяток приличных машин, новые игры и дружная компания фанатиков. Леха Косой, учившийся на два класса старше, вечно пьяный, вечно при деньгах Черемша, Василич, азартный спорщик, постоянно проигрывающий из-за своей несдержанности, Ванька-мелкий, непонятно как затесавшийся в их компанию, другие пацаны… Где они сейчас, что с ними стало? Как уехал Андрей учиться, так и оборвались нити этой дружбы.