С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II - [27]
А теперь, мой дорогой муженек, мой родной, прощай и да благословит тебя Господь! Извини за скучные письма, но увы! ничего нет интересного. Шлю тебе самый нежный привет, мысленно прижимаю тебя к груди и кладу твою голову на мое сердце. Навеки всецело
Твоя.
Ц. ставка. 8 июня 1916 г.
Моя нежная голубка!
Бенкендорф сегодня уезжает. Ему очень хочется отвезти тебе письмо, так что я посылаю тебе эту открытку и веточку акации. Сегодня годовщина моего приезда в Вальтон на Ф. в 1894 г. Каким все это кажется далеким! С нежной и страстной любовью.
Навеки твой
Ники.
Ц. С. 9 июня 1916 г.
Мой голубчик!
Нежно благодарю тебя за твою дорогую открытку, которую мне только что передал Бенкендорф. Я рада, что он нашел вас обоих в добром здоровье, хотя погода плохая и у вас, и даже там – на фронте.
Мы сейчас спешим в город – прямо в Верховный Совет, оттуда вернемся к чаю, так как Павел хочет приехать проститься с нами, он завтра уезжает.
Были в лазарете, вчерашний вечер тоже провели там, а потому я до этого посидела с ней часок, так как она, по-видимому, чувствовала себя обиженной тем, что я ухожу, хоть и понимала меня; сегодняшний вечер мы проведем с ней вместе.
Я вижу по газетам, что дорогая матушка разъезжает. Она была, кажется, у старухи Браницкой в Б. Ц.
Завтра наши молитвы встретятся в Тобольске.
Милый, я велела Зайончк. передать Волжину, чтоб он выехал, – они не получили никакого ответа от тебя (он тоже писал тебе, насколько мне известно), и я сказала, что я уверена в том, что таково твое желание, так как принято, чтоб ездил обер-прокурор, а не товарищ. Надеюсь, я правильно поступила, говоря так – ему следовало самому это знать, но так как это очень далеко, то он думал, что он может быть нужен здесь и т. д. Элла, увы, не поехала, я в этом была уверена.
Княжна Вера Гедройц (справа) и императрица Александра Федоровна в перевязочной Царскосельского госпиталя. 1915 г.
Мы завтракали на балконе, но было довольно холодно – неприветливая погода. Такое странное лето.
Да, дорогой Вальтон! Какие с ним связаны дивные, нежные воспоминания! Ах, дорогой мой, как безгранично я тебя люблю, больше, чем могу выразить – ты моя жизнь, мой Солнечный Свет, мой единственный и мое все!
Бог да благословит и защитит тебя! Осыпаю тебя нежными поцелуями. Навсегда, муженек мой, твоя старая детка
Аликс.
Ц. ставка. 9 июня 1916 г.
Мое сокровище!
Вчера у меня было столько дела, что не успел написать тебе настоящего письма. – Сегодня тоже буду занят, так как должен принять старика Куломзина, Маркова, министра по делам Финляндии, и генерала Стаховича.
Это займет все мое время до обеда, а вечером придется, по обыкновению, спешно просмотреть все свои бумаги и лечь очень поздно. Вчера я лег только в 2 ч. ночи.
Силаеву протелеграфировал, просив его продолжать свой курс лечения, так как время у него на это имеется.
Немцы подвозят к Ковелю все больше и больше войск, как я этого, впрочем, и ожидал, и теперь там происходят кровопролитнейшие бои. Все наличные войска посылаются к Брусилову, чтобы дать ему как можно больше подкреплений. Опять начинает давать себя чувствовать этот проклятый вопрос о снарядах для тяжелой артиллерии. Пришлось отправить туда все запасы Эверта и Куропаткина; это вместе с большим передвижением войск очень усложняет работу наших железных дорог и штаба. Но Бог милостив, и я надеюсь, что через несколько дней или через неделю этот критический момент пройдет!
Погода совсем непонятная – один день прекрасный, а другой льет дождь. Поезд опоздал, поэтому твое письмо только что принесли. Нежно благодарю тебя, моя любимая, моя душка-женушка.
Храни вас Господь! Нежно целую.
Навеки весь твой
Ники.
Царское Село. 9 июня 1916 г.
Мой возлюбленный ангел!
Берусь за письмо к тебе прежде, чем лечь в постель. Я просила Аню написать, так как ей велено передать тебе 5 вопросов, ей легче написать о непосредственно слышанном. Хочешь ли ты, чтоб я послала за Штюрмером и поговорила с ним об этих делах, чтобы все наметить? Если да, то немедленно протелеграфируй мне: «согласен на твое предложение», – тогда я в воскресение приму его, все обсужу и велю ему спросить, когда ты сможешь его принять. Наш Друг надеялся, что ты приедешь теперь на два дня, чтобы решить все эти вопросы. Он находит чрезвычайно важным скорее все это обсудить, в особенности – вопрос № 1 (о Думе). Помнится мне, я тебе говорила, что Шт. просил тебя распустить их возможно скорее, велеть им разъехаться по деревням и следить за ходом полевых работ. – Только поскорее вызови Ш., так как уж очень медленно все делается. Ты можешь дать ему на просмотр бумагу Михень.
2) Относительно отставки Оболенского – почему бы не назначить его куда-нибудь губернатором? Только где тот подходящий человек, который мог бы заменить его? Он никогда не выступал против Гр., а потому последнему тяжело уже просить об его отставке. Но он говорит, что Оболенский, действительно, ровно ничего не делает, а между тем надо возможно скорее серьезно заняться вопросом о подвозе продовольствия – снова на улицах стоят длинные хвосты перед лавками.
3) Не было ли бы умнее передать весь этот вопрос о продовольствии и о топливе министру внутренних дел, которого это ближе касается, нежели министра земледелия? Министр внутренних дел имеет всюду своих людей, он может давать приказы и непосредственные инструкции всем губернаторам; в конце концов все ведь находится под его началом, и Кривош. взял все это в свои руки исключительно из корыстолюбия – мне не хочется приписывать ему еще худших намерений. Я помню, что молодой Хвостов тоже полагал, что было бы лучше передать это дело в ведение министра внутренних дел. Это один из серьезнейших вопросов, иначе топливо страшно поднимется в цене.
