С бомбой в постели - [62]

Для приличия Камбон помялся, поерзал на стуле, задал несколько наивных вопросов о технологии переброски ЭВМ, попросил время на раздумье и вскоре забросил ответный крючок: дядя Виктора действительно жил в Париже и умер всего лишь несколько лет назад, правда, удалось найти дружка покойного, он все это и рассказал.

Печальное известие, у Кузнецова даже слезы на глаза навернулись, грустно без дяди, словно прожил с ним многие годы и вдоволь погутарил о жизни.

— Давай выпьем за упокой его души, Жерар.

Друзья подняли бокалы, хороший тост.

Странная это штука — отсутствие корней, сначала этого не ощущаешь, шагаешь по жизни с партбилетом на груди — какое кому дело до прошлого, когда все мы в будущем? — потом прорезывается интерес, перерастает в любопытство, а дальше просто жжет, не дает вздохнуть: что там было? что за предки? как жили и что во мне от них?

Корни хватают за горло, отодвигают текущее в тень.

Так и с дядей. Черт возьми, у него ведь родственники на Кубани! Поехать потом туда, всех разыскать, все рассказать! У них узнать побольше об отце, обо всей семье. как он раньше до этого не додумался!

Шеф контрразведки нацелил Камбона на психологическое изучение объекта, всей подноготной вплоть до болезней его предков и перипетий детства — сказывался обожаемый Фрейд, о котором шеф написал в свое время целую монографию.

Так хотелось иметь красивое дело! Доложить лично министру, поднять престиж великой Франции внутри НАТО!

В конце концов, надоели ухмылки министра по поводу несовершенства службы, ему все время союзнички тыкали в нос своими успехами: то перебежчик с сенсацией, то мощная высылка дипломатов, то русский шпион, ухваченный в Лондоне у тайника, прямо на месте преступления. А Франция — будто и не великая держава! Раньше, бывало, сколько русских драпало в Париж, а в последние годы — с гулькин нос. И самое ужасное даже не это: за последние годы не удалось французам завербовать ни одного кагэбиста, ни одного, черт бы их всех подрал! Позор! Как же не появиться обиде и зависти к союзническим спецслужбам? Если к этому добавить несколько случаев, когда советские резиденты во Франции очертя голову уматывали в Англию, чтобы там завербоваться, то волосы встают дыбом: почему? чем обидели? чем не понравились? за что такая дискриминация? В НАТО поговаривали: побеги кагэбистов из Парижа в Лондон не случайны: французские спецслужбы пронизаны советскими агентами, просить убежище во Франции небезопасно, можно незаметно оказаться и на Лубянке.

О, если бы затянуть в сети этого русского! Открыть наконец счет, возможно исторический!

Дело решили лепить на дяде — идея, кстати сказать, психолога-шефа, считавшего, что антисоветизм имеет генетические корни, ergo: борцы с большевизмом дед и дядя передали этот настрой внуку-племяннику.

К разработке подключили русского белогвардейца, высвечивающего жизни своих соотечественников еще с довоенного времени. Бывший белогвардеец Василий Янков, давно уже архивный агент, а раньше статный красавец и танцор (один раз исполнял чечетку прямо на столе в «Максиме», где отмечали юбилей генерала Кутепова, жонглировал кинжалами с зажженными рукоятками), вкус к оперативной работе не утратил и ныне.

Правда, шеф считал его полным дураком — возможно, и дурак, а разве прославленная Марта Рише, околпачившая немцев, не была шлюхой и идиоткой? Больше шлюхой, чем идиоткой, настаивал шеф. А служивый в немецком посольстве по кличке Цицерон, кравший шифры у германского посла в Турции, вообще писать не умел, и был тупым, как утюг. Если дурак, то это надолго, обобщал шеф. Все относительно, упорствовал Камбон, Клемансо в свое время тоже считался полным кретином, потом его вознесли, как гения.

Обмозговали со всех сторон и порешили сделать ставку на Петкова — на безрыбье и рак рыба.

А у Кузнецова легкие неприятности: приятель Извеков, у которого вечно дурно пахло из синегубого рта (а ведь интеллигентен на вид, по-французски шпарит, словно Бальзак!), тот самый Извеков, восхищавшийся Диниными борщами, взял да и настучал шефу: мол, приобрели супруги шикарную кожаную мебель, по средствам ли?

Александр Александрович вызвал на ковер, легко позондировал, получил объяснение, что мебель куплена с огромной скидкой с помощью Камбона, коего поручено затягивать на бытовке, чего еще? Тут Кузнецов сообщил о согласии француза уехать на подвиги в Индию — серьезный сдвиг в разработке, запахло приличной вербовкой, если, конечно, притащит образцы.

Все равно резидент побурлил, поговорил о вреде пьянства, посоветовал не терять чувства меры, вести здоровый образ жизни, ходить в бассейн, пораньше ложиться спать et cetera, et cetera. Кузнецова озадачил, отправил домой, а сам долго не мог успокоиться, вспоминал боевую молодость: ведь горел огнем, ведь вербовал направо и налево, заливая успехи высококачественным спиртным. Потом пришлось завязать: вырулил на руководящую работу, маленький, черненький.

Камбон готовил Василия Янкова к операции, кормил агента в ресторане. Тот дорвался, ел жадно, стыдился этого, старался замедлить темп, но не получалось — время от времени поднимал слезящиеся глаза на Камбона.