С Антарктидой — только на Вы - [29]

— Ну, что ты, Борис Алексеевич...

Устраиваюсь в кресле, устанавливаю его в удобном положении, подгоняю привязные ремни — Миньков повыше и покрупнее, чем я. Ноги на педалях, руки на штурвале, что еще человеку надо для счастья?

— Готов?

С Костыревым мы слетались неплохо, и мне уже не нужно объяснять, чего он хочет, — я это чувствую.

— Готов...

— Берег не упусти. Чуть что, шумни. Я тоже вздремну. Данилыч, — это уже к Межевых, — ты тоже не жадничай, дай Жилкинскому полетать.

Еще раз, как придирчивый инспектор, в привычной последовательности взгляд обходит приборы, живущие каждый своей жизнью. Все стрелки на своих местах, все показатели в норме. Ил-14, доложив мне эту информацию, продолжает уходить вместе с рассветом на запад. Успокаивающе ровно гудят двигатели, и ко мне приходит то чувство, ради которого и рвешься в полет. Остались позади все земные заботы и переживания, весь душевный и физический мусор — тоска, раздражительность, ломота в костях. Отодвинулись и стали почти безразличными проблемы, которые в обычной жизни кажутся важными и значимыми, терзают душу. Отсюда они выглядят пустяковыми. Там на тебя каждый имеет право, здесь ты принадлежишь себе, и даже министр гражданской авиации не может тебе что-то приказать. В небе обретаешь подлинную свободу.

Барьер мечется, выписывает причудливую ломаную линию, исчезает в том месте, где небольшие ледники сползают в море, потом появляется снова. С высоты 600 метров мне видны все его хитрости, но сегодня погода стоит пока хорошая и ему от меня не уйти. Я похож на охотника, выслеживающего дичь в оптический прицел, — она и не подозревает, что уже «на мушке».

Машина давно отогрелась, в кабине становится совсем тепло, в такие минуты к ней испытываешь те же чувства, что к маме. Или к другу... Мы прошли уже больше семисот километров. Каким же микроскопически маленьким и одиноким должен выглядеть наш Ил-14 из космоса на фоне Антарктиды и океана, с их бесконечностью просторов, мощью стихийных сил, которым, порой, ничто не может противостоять. Но он летит, летит, укрывая и согревая нас, даря ощущение безопасности, каждой минутой полета внушая надежду — все должно быть хорошо. И в душе снова возникает благодарность к людям из ОКБ С. В. Ильюшина, создавшим этот самолет.

Сколько раз на Севере, на Дальнем Востоке, над пустынями, над тайгой, в Арктике, а теперь и в Антарктиде я мысленно благодарил вас, старых и молодых, счастливых и не очень, веселых и занудливых, молчаливых и разговорчивых, — всех, таких разных, но вот сумевших же собраться вместе и сделать это чудо — Ил-14. Мне кажется, что это очень русский самолет и родиться он мог только в нашем родном конструкторском бюро. Волей или неволей, но все, начиная с генерального конструктора Сергея Владимировича Ильюшина и кончая каким-нибудь юным слесарем, пришедшим из ПТУ, отдали лучшее, что есть в них самих, этому Ил-14 и сотням его собратьев. Вот он и получился, как крепкий русский мужичок — простоват с виду (но это обаятельная простота), терпеливый, умеющий прощать, способный работать в любых условиях, неприхотливый, в общем, родной до боли... Это наш уютный дом. В нем все — домашнее.

Неторопливые мои мысли «разворачиваются» так же неспешно, как пейзаж под крылом самолета.

В кабину заходит Миньков:

— Командир, теперь твоя очередь отдыхать.

Они меняются с Костыревым местами. Миньков пару минут словно вживается в машину, в картину, расстилающуюся перед нами, и берет управление на себя:

— Иди, Женя, разомнись немного.

Снимаю руки со штурвала, ноги с педалей и только теперь ощущаю, что устал, что затекла спина и побаливает шея. Выхожу в грузовую кабину. Чашка кофе, бутерброд — и на белый свет начинаешь смотреть веселее. Впрочем, и сам мир под нами становится лучше, праздничнее. Остались позади такие «гнилые» места, как Западный шельфовый ледник. Очень тусклое, нерадостное место.

Светлое время, которое на этих широтах движется со скоростью более 300 км/и, обгоняет нас, и на аэродром «Молодежной» мы приходим в последние минуты светового дня. Нас встречает начальник строящейся станции Николай Александрович Корнилов. Короткие переговоры, вкусный ужин, и мы идем осваивать отведенное нам жилище. Это только что выстроенный дом на сваях, который еще не успели отделать. Поэтому окна хозяева забили фанерой, протянули временную проводку, поставили несколько масляных радиаторов, в общем, мы устроились со всем возможным в здешних условиях комфортом.

Поднялись рано. Ночь над «Молодежной» стояла тихая, ясная. Но покой — не надолго. В «Мирный» мы должны вернуться засветло, но, чтобы так вышло, нам предстоит «наковырять» из льда топливо и масло, заправить ими Ил-14, загрузить, подготовить к вылету.

В «Мирном» эту работу делаем «артелью», здесь же должны рассчитывать лишь на собственные силы: зимовочный состав «Молодежной» — всего несколько человек, у которых своих забот хватает. Спасибо и на том, что смогли аэродром подготовить к нашему прилету. Одеваемся, разбираем инструменты, идем на склад ГСМ, который так же, как и в «Мирном», расположен на берегу океана. И так же тяжела работа — роем траншеи, бьем шурфы, накидываем трос на бочку, выволакиваем на свет божий (впрочем, какой, к лешему, свет — тьма кругом), втаскиваем на сани, ставим торцом. Вес каждой — двести пятьдесят килограммов. Основная сложность состоит в том, чтобы найти общий язык с трактористом. Когда на бочку накинута петля, он должен по твоей команде очень осторожно выбрать «слабину» троса. При этом приходится страховать его руками, держа емкость чуть ли не в объятиях. Резкий рывок — и трос может лопнуть, как стальная тетива, или соскользнуть с бочки, и тогда беды не избежать.