Рыжий рыцарь - [43]

Айсбайн и Сихмон уже подтащили братьев Бонвиванов к котлу, чтобы швырнуть их туда, а внук старика Анушпара держал наготове Виреля, который должен был последовать за ними.

Тристан подскочил к Айсбайну и опрокинул его могучим ударом кулака. Людоед кубарем покатился через всю поляну и ударился головой о стенку хижины. Сихмон застыл в замешательстве, и Тристан воспользовался этим, чтобы отвесить такой же удар и ему. Остальные людоеды с неистовым воплем ринулись на него. Но Тристан был им не по зубам.

Тристан действовал просто и наверняка, он орудовал кулаками, раздавая людоедам короткие, но сильные оплеухи. Правда, двоих он все же столкнул лбами, но сделал это просто для разнообразия. Битва кончилась быстро. Одиннадцать людоедов лежали на земле и громко стонали, ни один из них не был в состоянии встать. Куда делся двенадцатый, Тристан не знал, очевидно, он просто убежал, понимая, что дело добром не кончится. Тристан поспешно собрал дубины и сломал их одну за другой о колено, после чего освободил Виреля и Мисту, а вместе с ними и братьев Бонвиванов.

— Слава богу, Тристан, — бормотала, заливаясь слезами, Миста.

Она обвила его шею руками и, уткнувшись ему в плечо, горько зарыдала.

— Я уже думала, что они сделают из меня этот кихкилах, — рыдала она. — Я же говорила, рыжие девочки — их любимая еда.

Тристан аккуратно перенес ее к ельнику и оставил с И-гуа. Конь нагнулся к девочке и ласково лизнул ее в щеку. Вирель тоже был напуган до смерти. От ужаса он потерял дар речи и мог только бормотать что-то бессвязное о людоедской песне, которая, судя по всему, ужасно ему не понравилась.

— Спасибо, — прошептал он.

— Не за что, — ответил Тристан, помогая другу подняться.

Настала очередь Бонвиванов.

— Да не потеряет твердости твой крепкий кулак, о доблестный рыцарь, — сказал долговязый Вертопрах, протягивая Тристану руку.

— В этом затруднительном положении, — продолжил Типун, — мы оказались по вине моего брата, который неожиданно остановился в тот момент, когда мы проводили стратегический маневр по отдалению от противника.

— Вовсе не так все было! — Вертопрах гордо поднял голову. — Я просто решил прибегнуть к маскировке, а вы, мой возлюбленный брат, должны были продолжать отдаляться от противника, чтобы добраться до безопасного места и привести подмогу.

— Я и пытался привести ее, — настаивал Типун. — Разве вы, возлюбленный брат, не слышали, как я во все горло звал на помощь?

— Но никто не пришел, — упорствовал Вертопрах, — а ты, растяпа, еще и потерял мамин подарок.

— Это было раньше.

— Нет, тогда.

— Нет, раньше!

— Нет, тогда!

— Хватит, — остановил их Тристан. — Сейчас не время для споров, пора убираться отсюда.

Он чувствовал, что действие чар ослабевает. Его руки теряли силу с каждой секундой.

— Думаю, тебе пригодится твоя тетрадь! — Тристан вернул Вирелю его пропажу.

Вирель не ответил, он оторопело смотрел за спину своему другу. Тристан обернулся — и вовремя. За его спиной стояла мамаша Кожыпога. Грязная, с растрепанными волосами и пылающими глазами.

— Нет, — рычала она, — я семьдесят пять лет ждала этого дня! Я собиралась приготовить кихкилах, и я его приготовлю!

В эту минуту мамаша Кожыпога могла бы внушить страх даже самому храброму рыцарю на свете. И дело было не в свирепом оскале зубов, не в ручищах, напоминавших гигантские клешни, и даже не в длинных, как ножи, когтях, венчавших ее пальцы. Самым страшным в ней были налитые кровью глаза и совершенно безумный взгляд, какой бывает лишь у самых свирепых хищников.

С невероятным для своих размеров проворством она кинулась на Мисту. Это был тигриный прыжок, от которого нет спасения. Тристан едва успел встать между ними, заслонив подругу от яростной атаки. Он все еще рассчитывал на чары свитка, но, как оказалось, зря. Мамаша смела его с пути, как ураган, сметающий соломенную хижину. В последнее мгновение Тристан успел вцепиться ей в плечо, и они кубарем покатились в ельник. И все же, как ни старался Тристан одолеть Кожыпогу, та оказалась сильнее. Действие чар иссякло, и теперь он был придавлен к земле. Его кости буквально трещали под тяжестью Кожыпоги. Одну руку мамаша уперла ему в грудь, так что у Тристана перехватило дыхание. Что-то промелькнуло над ним и с силой ударило Кожыпогу в голову. Мамаша неуклюже подпрыгнула, и Тристан ощутил невероятное облегчение. Ничто больше не давило ему на ребра, он мог свободно дышать. Жадно хватая ртом воздух, он вскочил на ноги. Мамаша Кожыпога неподвижно лежала под ближайшей елью, уткнувшись лицом в рыхлую землю. Руки ее были раскинуты, как птичьи крылья во время полета. Очевидно, она ударилась головой о крепкий ствол ели и потеряла сознание.

Тристан поднялся. Перед ним с гордым видом стоял И-гуа.

— Мои копыта всегда к услугам моего хозяина, — самодовольно сказал И-гуа. — Боевой скакун примет бой вместе с господином и, если нужно, умрет за него, но никогда не покинет поля брани иначе, как по велению шпор, что вонзятся в его бока.

Тристан потрепал коня по холке.

— И-гуа, — сказал он, — твои предки гордились бы тобой.

— Знаю, — важно ответил И-гуа. — И хватит трепать меня по холке. Я боевой скакун, а не прогулочный пони.