Рыжий кот - [15]

Словно предчувствуя скорую разлуку с нами, Рыжий Кот ластился ко всем и жалобно мяукал. Милена с Лазарем целыми днями лили слёзы.

— Надо поскорей унести его, — сказал отец. — Этот несчастный граф — великий артист. Ещё меня разжалобит.

Мы посадили кота в мешок и около полудня прибыли в Оджак. Всю дорогу он молчал и не шевелился — бедняга безропотно покорился своей судьбе.

— Знаешь, сынок, — сказал мне отец на обратном пути, — я только сейчас понял, как нам будет не хватать этого разбойника.

Он оглянулся — вдали белели свежевыкрашенные стены дома дядюшки Ласло — и, смахивая непрошеную слезу, сказал:

— Прощай, господин граф! Прощай навсегда!

И мы быстро зашагали к железнодорожной станции.

Часть вторая * РАССКАЗ ПРО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Как-то в начале марта отец сказал мне:

— Завтра твой день рождения. В этом году мы отпразднуем его по-королевски. Я пригласил датскую принцессу, голландского наместника и прочих высоких лиц. Ты доволен?

— А Пишту пригласил? — спросил я.

— Какого ещё Пишту?

— Моего друга.

— Ну что ж, пригласим и его. Где живёт этот твой друг?

— На колокольне.

— Гм… — Отец дёрнул меня за ухо. — Довольно странный друг.

— Он был у нас несколько раз, — вмешалась мать. — Он хороший мальчик, я отдала ему старые штаны Лазаря.

— Молодец! — с нескрываемой иронией воскликнул отец. — А почему бы не отдать ему ещё рубаху, пальто, чулки и башмаки? Коли уж разыгрывать миллионершу, то до конца.

— А раз ты так злишься, то знай правду, — сказала мать, и на губах её мелькнула лукавая улыбка. — Я отдала ему те самые штаны, которые мы на днях купили Лазарю. Он был совсем голый, в буквальном смысле слова, голый.

— И ты… в буквальном смысле слова… подарила новые штаны Лазаря? Ну что ж, к чёрту их с обеими штанинами! Назад не возьмёшь. Итак, сынок, зови на день рождения своего Пишту в новых штанах Лазаря.

Я знал, где искать Пишту. В субботние вечера он продавал свечи у церкви, оплачивая таким образом его преподобию Амврозию квартиру на колокольне, которую тот ему предоставил.

Пишты нигде не было. Не было его и в ризнице, где он иногда помогал отцу Амврозию готовиться к службе или крутился возле мальчиков, прислуживавших священнику во время мессы, помогая им надевать облачение, казавшееся ему царскими одеждами.

— Благодарение Иисусу, ваше преподобие! — поздоровался я с господином Амврозием, заходя в ризницу. — А где Пишта?

Отец Амврозий снял очки с круглыми стёклами, через которые глаза его казались огромными, как пятаки, протёр их платком и, бережно положив в карман, уставился на меня.

— Стало быть, тебе нужен Пишта? — сердито пробурчал он. — Этого выродка и богохульника я выбросил с колокольни!

Заметив мой недоуменный взгляд, отец Амврозий пояснил:

— Он прикарманивал деньги, вырученные за свечи, вот я и прогнал его! Теперь понял?

Я кивнул головой и медленно направился к выходу. Но в дверях я обернулся.

— Ваше преподобие!

— Что тебе, сын мой? — отозвался он елейным голосом.

— Вы осёл! — крикнул я и во весь дух помчался по улице.

Уже при первом знакомстве с отцом Амврозием я почувствовал к нему неприязнь, хотя на первый взгляд в нём не было ничего отталкивающего. Длинное лицо его казалось даже добродушным; он щедро расточал снисходительные, ласковые улыбки и был со всеми любезен и обходителен. И всё же, разговаривая с ним, я невольно думал, что всё это напускное, что каждое его слово, каждый жест заранее обдуманы и рассчитаны. За его ослепительной улыбкой, за сладкими, медовыми речами я видел человека холодного, чёрствого, безжалостного. Я не сомневался, что отец Амврозий оклеветал Пишту, в которого я верил, как в самого себя.

Слова отца Амврозия не выходили у меня из головы, я уже ругал себя за то, что не обозвал его как-нибудь похлеще. Дав себе слово сделать это при первом же удобном случае, я весело побежал домой.

Только я дёрнул звонок, как дверь отворилась. Я очень удивился, увидев Пишту.

— А я пришёл к тебе! — сказал он. — Где ты был?

— У тебя.

— А я пришёл к тебе! — повторил он. — Отец Амврозий выгнал меня на улицу.

— Знаю, я был там. Говорит, ты прикарманивал церковные деньги.

— Это неправда! — возмутился Пишта.

— Верю. Я сказал ему, что он осёл.

Разговаривая с Пиштой, я как-то машинально рассматривал его штаны. И только сейчас до меня дошло, почему они привлекали моё внимание.

— А где новые штаны? — спросил я с удивлением.

Пишта опустил голову.

— Отец Амврозий взял… за свечи…

— Вот как! — вскипела мать. — Он думает, что священнику дозволено снимать штаны, с кого он хочет? Пошли, дети!

Я впервые видел мать в гневе.

У ворот мы встретили возвращавшегося с работы отца.

— Эй, вы куда собрались?

Мать объяснила.

— Что с возу упало, то пропало! — твёрдо сказал отец. — Знаю я этого Амврозия. Что он взял — взято на веки веков, аминь… Удивляюсь только, как он втиснет своё брюхо в детские штанишки.

Мы рассмеялись и вернулись домой. Отец внимательно разглядывал Пишту.

— Так это вы и есть господин Пишта? — спросил он уже в кухне. — Я это сразу понял по твоим… по твоим так называемым штанам.

Мы долго говорили об отце Амврозии и о Пиштиных штанах. Мать накрывала на стол. После обеда отец сказал: