Рыжий - [6]
— Дырка, — кричит, — ты, а не вратарь!
Это Витьке-то, а? Как тут было выдержать?
— Сам ты, — говорю ему, — мазила. Надо было забивать, а не выпендриваться. Они его затолкали, поди очки надень, коли видишь плохо.
Ну и пошло-поехало.
— А ты не вякай не в очередь, — это он мне. — А то заеду по сопатке, будешь знать.
— Заехал одни такой, — это я ему. — Только поближе подойди, а то не достанешь.
И пришлось нам с Витькой в конце концов отступать, потому что он там тоже сцепился, только не с пуделятами, а с, Ленькиными лопухами. До драки не дошло, но бежать нам пришлось довольно быстро: против нас двоих выступили полтора десятка, и все кулаками вперед, — не очень-то задержишься. Они гнали нас до самой тропы, но на тропу не полезли, потому что отсюда им было не уйти без синяков. Тропа — не двор. Здесь нам с Витькой таких, как Пудель, хоть дюжину подавай, хоть две. Кто сам себе ног не обломает, для того мы с Витькой есть — пусть-ка покрутятся между нашими кулаками, булыжинами и крапивой…
Так что покамест ход нам в большой двор был закрыт, я даже брата туда не пустил, потому что они вполне могли на нем зло сорвать, не считаясь ни с малым его возрастом, ни с полной непричастностью к делу; тем более что он вполне мог к нему и причаститься — при известной сдержанности и солидности характера он был совсем не робок, даже задирист.
Короче говоря, сидели мы, болтали ногами и млели на солнышке. Неподалеку от нас, на краю террасы над самой тропой, сидел и дремал Рыжий, а по другую сторону, под мезонином, в тени, сидел в самодельном кресле с высокой спинкой и тоже дремал старый Илларион Дарахвелидзе. Обвисшие поля старой войлочной шляпы закрывали его глаза, из-под шляпы торчал большой нос, а из-под носа свисали кольцами ниже подбородка сивые прокуренные усы. Стояла горячая тишина, лишь напротив на горе сверкал листьями и чуть слышно бесконечно шумел роскошный сад Зураба Константиновича, успокаивая и утешая. Спи, дескать, я всегда здесь был и всегда шумел, спи, и тебе будет хорошо. И мы, поддаваясь его призыву, обливались потом и сонно млели на солнцепеке.
Вдруг Рыжий стриганул ушами и повернул голову в сторону пакгауза. Что-то он там услышал в лопухах и теперь старался рассмотреть. Довольно долго он так сидел и смотрел, не шелохнувшись, вытянув шею, неподвижный, настороженный. Я даже представил себе его внимательные распахнутые глаза с вертикальными зрачками. Потом он поднялся, не торопясь побрел в нашу сторону, обошел нас и спустился по лестнице с террасы. Я лениво удивился: что он, спрыгнуть, что ли, не мог? Спустившись, он все так же неторопливо, с ленцой двинулся к пакгаузу, а я лениво, как и он, следил за ним просто от нечего делать. Он вышел на тропу, присел возле булыжины и расстелил по земле хвост. Голова его опустилась к земле и слегка качнулась — вправо-влево; и копчик хвоста слегка качнулся — вправо-влево; и он слегка переступил ногами, перетаптываясь и подбирая под себя лапы, словно пятился… Эге, знакомая поза! Он спрятался за булыжиной и кого-то караулил. Дремота мигом слетела с меня — я впервые видел Рыжего на охоте. В общем, все пока было так же, как во время игры. Но только теперь перед ним была не бумажка на ниточке, а кто-то живой, теплый и маленький, которому, возможно, придется поплатиться жизнью, потому что я-то знал, какой молниеносный у Рыжего бросок. Я вдруг понял, что все его игры не более как тренировка, что этот рыжий черт не знает ни жалости, ни пощады и что решена судьба того маленького беспечного существа, которое копошится сейчас в лопухах и не чует рыжую смерть, уже скараулившую его. Я посочувствовал жертве и хотел пугануть Рыжего, но в этот момент он бросился, сверкнув на солнце гладким телом — словно пламя пронеслось над тропой, — и исчез в лопухах. Быстрая яростная возня, чей-то короткий злобный визг, и все стихло.
— Чего там? — встрепенулся Витька.
Ответить я не успел. Лопухи раздвинулись, и оттуда выступил Рыжий, неся в зубах здоровенную крысу. Он шествовал величественно и горделиво, словно был не рыжим котом, пусть даже и большим, а Александром Македонским, только что одержавшим победу при Гавгамеллах. Я снова удивился: чего это он так гордится. Подумаешь, крысу поймал. Но в это время раздался голос деда Дарахвелидзе, который, оказывается, вовсе не спал:
— Вах, батопо!
«Конец Желтого Дива» — продолжение популярной книги Худайберды Тухтабаева «Волшебная шапка», удостоенного за эту повесть, напечатанную на многих языках народов братских республик и зарубежных стран, Премии Ленинского комсомола Узбекистана.Герой романа — смышленый озорной паренек — уже вырос и служит в милиции, вместе со своими старшими товарищами участвуя в сложных, порою опасных операциях против жуликов, хапуг, не желающих жить по законам нашего общества.
В этой книге рассказывается о дружных, веселых ребятах, которые живут в городе Фантазеров и очень-очень любят свой город. Они знают, что от взаимопонимания, желания прийти на помощь, добрых и хороших дел зависит процветание их маленького городка.Первая книга о городе Фантазеров вышла в 2004 году и стала подарком первоклассникам от главы города Лобня С.С. Сокола. Ребята нарисовали много рисунков. Лучшие из них вошли в эту книгу.
Необыкновенные истории обыкновенного мальчика Тимофея. Он надёжный друг и большой выдумщик. А может быть, он живёт в вашем дворе, и вы его знаете?
Рассказы, пьесы, сказки в традициях великих мастеров слова. Рекомендованы для чтения и постановки прямо у школьной доски, без сложных костюмов и замысловатых декораций. Тексты простые, доступные для детей, наверняка заинтересуют и взрослых с чувством юмора. Разнообразие героев, персонажей может привлечь большое количество участников к творческому самовыражению. Каждому ребёнку по силам исполнение любой роли.Желаем приятного прочтения и творческих успехов!
«В этом году все друзья Джея разъезжались на каникулы. Он представлял, как они будут путешествовать по городам, расположенным на спинах гигантских черепах, или охотиться за Неуловимым озером, которое постоянно перебиралось с места на место…А Джей все лето просидит дома и ему даже не с кем будет поиграть.– Я накоплю магии и создам себе говорящую лисичку, – объявил он старшей сестре Фиби. – Помнишь, когда я был маленьким, у меня была любимая игрушка? Я хочу точно такую, но живую – умную, добрую и храбрую.