Рыжие сестры - [19]

Дон Хасинто представил ему Плинио и дона Лотарио. Хосе Мария Пелаес неопределенно кивнул и жестом предложил всем сесть. Он не пожал им руки, а лишь вяло протянул кончики пальцев.

Дон Хасинто, высоко задирая голову, изложил историю исчезновения его кузин и разъяснил миссию Плинио и его друга. Кузен слушал все с тем же бесстрастным видом, лишь время от времени украдкой бросая взгляд на лежавшие перед ним марки.

Когда священник закончил свой рассказ, наступило короткое молчание; затем кузен произнес сытым и даже рассерженным тоном:

– Я не понял, что же вы собираетесь делать в этой связи.

В комнате, куда ни глянь, лежали альбомы для марок. Гости, жавшиеся на маленьком диванчике – в кабинете можно было сидеть только на нем, если не считать кресла самого кузена, – чувствовали себя довольно стесненно. Мебель тут была современная и красивая, но ее было мало. В этом кабинете все предназначалось для марок.

Опять наступило молчание, затем Плинио строго спросил:

– Почему вы не вернулись из Парижа сразу же, как только узнали об исчезновении сестер?

Кузен поглядел на Плинио так, словно только теперь заметил его присутствие, потом на священника и только потом – на марки; наконец, почти комично пожав плечами, сказал, глядя в пол:

– А чем я мог помочь?

– Ну, например, помочь нам нащупать след.

– …Я не знаю никакого следа, даю вам слово.

Плинио поднялся. Остальные последовали его примеру, с некоторым усилием отрываясь от диванчика.

– Я полагаю, вы не собираетесь в ближайшие дни уезжать из Мадрида?

– Пожалуй, нет. У меня тут много дел. – И он указал на марки.

Хосе Мария тоже поднялся с кресла, очень неспешно, наверное, он от природы был медлителен. И пошел следом за ними, засунув руки в карманы и низко свесив голову. Несмотря на то что он был довольно молод и сложением не слаб, двигался он как старик. В гостиной он сказал тихо, словно про себя:

– Никогда у меня не было склонности к детективным историям, и я просто не знаю, что сказать.

– Речь идет не о детективных историях, а о ваших кузинах, – отозвался Плинио.

– Если на то пошло, – сказал тот как бы через силу, скребя свой с заметной проседью затылок, – единственное, что я могу сообщить вам интересного, – это то, что у них был пистолет.

– Как – пистолет?! – встрепенулся Плинио.

– Да, у них был дядин пистолет.

– И что?…

– Если он на месте…

Священник, пораженный, уставился на Плинио.

– У них – пистолет?

– Вот кузен говорит. Где же они его держали?

– В постели тетушки Алисии, под матрацем.

– Действительно, под матрацами мы не смотрели.

– А я думал, полицейские осматривают все.

– Может, вы будете так добры и пойдете с нами в квартиру ваших кузин: вдруг вспомните еще что-нибудь.

– Хорошо.

Не вынимая рук из карманов, он замер, глядя в пол. Все ждали, что будет дальше. Наконец он снял очки со стеклами как две половинки яйца, подошел к вешалке, надел плащ, шляпу и сказал:

– Я готов.

– Ты халат не будешь снимать? – спросил его священник.

– Нет…

В такси они ехали молча. Поднялись наверх. Теперь в квартире казалось холоднее. Когда вошли, кузен как будто заторопился, если про него можно так сказать, и, ни слова не говоря, направила в спальню сестер. Все гуськом пошли за ним. Он зажег лампу на тумбочке, опустился на колени у постели, засунул руку меж двух набитых шерстью матрацев и, уставившись взглядом в потолок, начал шарить. Наконец вытащил картонную коробку. Не открывая взвесил на руке.

– Пустая.

Плинио взял у него коробку. Обычная картонная коробка с обрывками этикетки. Постучал по ней. Открыл. Внутри лежала одна обойма. Все переглянулись.

– Когда дядя умер, они хотели выбросить пистолет… А потом – они ведь жили одни, боялись, наверное, – вот и оставили.

– Никогда они мне не говорили, что у них есть пистолет! – воскликнул священник, и на его лице появилось выражение досады.

– Видно, на улицу их заставило выйти какое-то серьезное дело, раз они захватили с собой оружие, – сказал Плинио, поглядывая то на одного, то на другого и не отдавая коробку с обоймой.

– Разумеется, они не думали говорить вам всего, – сказал ветеринар.

Дон Хасинто задрал голову выше обычного, намереваясь испепелить дона Лотарио взглядом, чего, разумеется, не случилось, поскольку веки, как крышки, тут же упали ему на глаза.

– Вы очень любезны, – отчеканил уязвленный священник.

– А что думаете вы на этот счет, дон Хосе Мария? – спросил Плинио кузена, все еще стоявшего у постели на коленях.

– Кузины довольно порывистые особы, – ответил тот, поднимаясь с колен.

– Что это значит? – продолжал Плинио.

– Что… они… скоры на решения.

И опять умолк – руки в карманах, глаза в пол, рот сжат.

– Пожалуйста, объясните, дон Хосе Мария, – попросил Плинио, – что вы имели в виду… Скоры на решения в каких случаях?

– Ну… во всех.

– Хосе Мария правильно говорит, – пояснил священник, – скоры на решения, когда надо творить милосердие, благие дела…

– В этом роде… Или, например, торт купить, – доконал Хосе Мария священника.

Все переглянулись и, не в силах сдержаться, рассмеялись, даже священник. И только кузен стоял по-прежнему, не вынимая рук из карманов и уставясь в пол.

– Хосе Мария хочет сказать, что они порывисты, как дети, но всегда добры и невинны в затеях. Как святые.