Рыжее наследство - [10]

Воодушевленная Эрика заметалась по комнате, не зная, за что хвататься. Нужно собрать вещи. Взять пращу, лук и... Неожиданно она споткнулась, пораженная одной мыслью. Словно ей на голову вылили кувшин холодной воды. Не слишком ли она замечталась? Собрать вещи... Какие вещи? Что она наденет на ярмарку?!

Девушка в растерянности опустилась на лежанку. Что же делать? Ведь ей совершенно не в чем ехать. Но ей просто необходимо хорошо выглядеть — ведь это ее первый выезд в свет! Ей так хотелось покрасоваться на ярмарке перед другими людьми в новой яркой одежде, может быть, даже потанцевать... Почему-то ей вдруг показалось это очень важным. Эрика почувствовала, как слезы обиды закипают где-то в горле, готовые пролиться на ее старое, страшное, все в заплатках платье. Повесив голову, она некоторое время сидела неподвижно. Конечно, она может ходить в Хоике так, как ходит дома, ведь там ее никто не знает...

Неведомое до сих пор чувство гордости за свою семью взыграло в ней. Она не появится на празднике, как какая-нибудь замарашка. Надо что-нибудь срочно придумать.

— Ты Перси! — тихо сказала она себе. Слова прозвучали странно в пустой комнате, где ее некому было слушать, но стало немного легче.

— И Рэндолф, — немного подумав, добавила Эрика. — А это ко многому обязывает.

Вот так-то лучше. Решительно подойдя к сундуку, она одним движением смела с него покрывало и отбросила тяжелую крышку. Из темных недр сундука пахнуло травами и запахом чистой беленой холстины. Когда-то, когда она была совсем маленькой, этот сундук казался Эрике настоящим средоточием сокровищ... Увы, теперь она слишком хорошо знала, что ничего сколько-нибудь ценного там нет. Все подходящие старые платья матери уже давно были проданы или перешиты на нее, а новых вещей в нем не появлялось уже очень давно. Они были так бедны, что впору было завидовать церковным мышам.

У девушки возникла мысль: в Хоике нельзя показывать свою бедность, потому что никто ничего не станет покупать у бедняков по высокой цене. Зачем предлагать оборванцам хорошую цену, если они и так продадут свой овес, лишь бы заработать копейку?

Девушка принялась с остервенением рыться в сундуке, выбрасывая оттуда старые, никому не нужные вещи. Теплая накидка из овечьей шкуры, высокие вязаные носки, шапка-колпак, в которой она ходила зимой. Старый, но хорошо сохранившийся плед в красно-зеленую клетку. Не то, все не то. Ничего не подходит! Беленое полотно, холстина... На простую одежку, в которой ходили крестьянки, они годились. Девушка на секунду задумалась, но потом также отшвырнула их. Нет, только не это! Если она появится на празднике одетая, как простая крестьянка из долины, над ней все станут потешаться! А вдруг там, на ярмарке, они встретят кого-нибудь из своих шотландских родственников? Конечно, они давно уже не общались, но кто- нибудь из Рэндолфов и Дугласов запросто может узнать отца. И как она предстанет перед ними в таком виде? Эта мысль привела ее в ярость, и Эрика с еще большим ожесточением стала рыться в сундуке.

Через некоторое время показалось деревянное дно сундука, а ничего стоящего она так и не нашла. Обессиленная и вконец расстроенная, Эрика уселась прямо на кучу тряпья и заплакала. Она вытирала мокрое лицо колючим рукавом, но слезы лились у нее из глаз потоком, и остановить их не было никакой возможности. Девушка чувствовала себя несправедливо обиженной, обделенной. Почему, ну почему у нее нет нового платья? Даже вертихвостка Энни, дочь старосты деревни, и та одевается лучше, чем она! На прошлое Рождество она щеголяла в новеньком платье и желтых сапожках, и было очень обидно...

Она знала, что в деревне их зовут «знатными голодранцами» — недаром она все детство провела среди деревенских мальчишек и девчонок. Но кто же виноват, что все так получилось? Девушка зло вытерла слезы. Ну и пусть. Она просто никуда не поедет. Обхватив руками колени, она застыла, искренне предаваясь своему горю.

Снаружи послышались медленные шаркающие шаги, потом в дверь постучали.

— Эрика! Ты тут?

Кэтрин, не дожидаясь приглашения, отворила дверь и зашла в комнату.

— Я так и знала, что ты здесь. Заставила меня подниматься...

Старуха только всплеснула руками, оглядывая разгром в комнате своей воспитанницы.

— О Господи! Девочка, что тут произошло? И чего это ты ревешь в три ручья?

Эрика молча шмыгнула носом, не меняя положения. Кэт, семеня своими слабыми ногами, подошла и наклонилась над ней. Проницательно посмотрев на Эрику, она только покачала головой.

— Кажется, я знаю, что случилось. Ох-хо-хо... — старуха вздохнула и присела на лавку, стоящую возле разоренного сундука.

— Да! — не выдержала Эрика. — Конечно, знаешь! Мне совсем, совсем нечего надеть туда, на эту ярмарку в Хоик! И поэтому я не поеду!

Она опять громко шмыгнула носом.

— Ну, это мы еще посмотрим, — рассудительно сказала Кэтрин, гладя ее по голове. — Может, вообще никто туда не поедет.

— То есть как это — никто не поедет? — возмутилась Эрика. Слезы ее мгновенно высохли, и она теперь гневно взирала на свою няньку.

— Я считаю, что нельзя вам туда выбираться. Опасно это. Не дело затеял сэр Родерик, — проговорила та, недовольно поджав губы. — Дуглас недаром грозился, что изведет ваш род. Разве можно идти в самые лапы к шотландцам, когда так неспокойно вокруг?