Рыжая кошка - [9]

Так всегда бывало, когда разгоралась обычно тихо кипевшая приграничная война между родителями. Мы никогда не знали причин конфликта или повода для конкретного взрыва, но хорошо изучили внешние проявления: приглушенные голоса, разраженное перешептывание, быстрые шаги и хлопающие двери — и вязкое, гнетущее молчание в моменты затишья. Знакомо, но все равно страшно.

Мать мы не видели, только иногда, обрывками, слышали голос. Отец появился ненадолго — небритый, все еще в полосатой пижаме и халате (он уже несколько лет как перестал ходить в «Клейн и сыновья»). Влетел в кухню с бутылкой сельтерской воды под мышкой, на ходу взъерошив мне волосы. Он криво улыбался, взгляд был несфокусированный. Промчался обратно — в сторону спальни, и я, чуть обождав, пошел следом. Дэвид стоял перед двустворчатой дверью в комнату родителей, приложившись к ней ухом. Когда я подошел, он отвернулся.

— Что они говорят? — прошептал я. Брат не ответил. — Тебе слышно? — Снова молчание. Я шагнул к двери, чтобы послушать самому, и увидел лицо Дэвида: слезы на глазах и на щеках. Кажется, он плакал впервые на моей памяти.

— Чего уставился? — огрызнулся Дэвид.

— Ничего.

— Тогда вали отсюда.

— Тебе слышно? — снова спросил я. — О чем они говорят?

Дэвид повернулся, отер слезы и толкнул меня в грудь.

— О тебе, педик. Какой ты никчемный неудачник и как они отправят тебя в военную школу. Так что лучше беги, пока за тобой не пришли морпехи.

Я пятился, пока не уперся спиной в стену. Глаза щипало.

— Да иди на хрен, плакса, — прошептал я.

Дэвид уставился на меня, пощипывая кожу над кадыком. Долго смотрел, а потом его кулак вылетел словно бы из ниоткуда и разбил мне нижнюю губу.

Это тоже было в первый раз.

Я тряхнул головой, отмахиваясь от воспоминаний. Мы с Дэвидом в ресторане; Дэвид смотрит на меня неотрывно.

— Так где живет эта чертова Кейд? В Уилтоне?

— Там живет женщина по имени Николь Кейд — единственная Кейд в городе. Я не знаю, знакома ли она с Холли. Но Джилл Нолан выросла там, а они с Холли дружат с детства, и…

— Да-да-да, я понял, — прервал меня Дэвид и снова внимательно посмотрел на Пятую улицу. — Позвони, когда вернешься.

Явилась официантка, чтобы налить мне еще кофе, а когда отошла, Дэвид откланялся.

Дорога до Уилтона заняла чуть больше часа — на северо-восток по шоссе номер 95, а потом на север по федеральной автостраде номер 7, мимо торговых центров, потом фешенебельными пригородами. Бетон и слякоть сменились соснами, каменными оградами и все еще белым снегом, машины встречались реже, но были сплошь дорогущие. Я свернул на шоссе номер 33, к Риджфилду, у Крэнбери-лейн выехал на тихую дорогу с большими, расположенными довольно далеко друг от друга домами. Еще две мили движения юзом на живописных поворотах — и вот я на месте.

Белый дом в колониальном стиле, с красной дверью и черными ставнями, стоял довольно далеко от дороги, прекрасно вписываясь в пейзаж. Большие липы перед входом обеспечивали густую тень летом и живописный вид осенью, зимний сад с южной стороны, пусть и пристроенный явно позже, хорошо сочетался с очертаниями крыши и плавными линиями фасада. Растения вокруг каменного фундамента были аккуратно обернуты мешковиной. Заснеженные коричневые свертки напоминали глазированные пирожные, снег покрывал широкий газон перед входом чистейшим одеялом, до рези в глазах блестящим под полуденным небом. Подъездная дорожка была расчищена до слежавшегося гравия, и я не торопясь подъехал, припарковал взятую напрокат машину на кольцевом развороте у гаража и по бетонной дорожке пошел к дому. Все это время с крыльца за мной наблюдал мужчина, неуклюже возившийся с отверткой и петлями входной двери.

Мужчина был немолодой уже, тучный и весь какой-то рыхлый, с беспокойными темными глазами за очками без оправы. Под шапочкой с символикой «Бостон ред сокс» обнаружились немытые редеющие каштановые волосы. Он вытер лоб рукавом вельветовой рубахи и выругался, уронив отвертку в снег. Наклонился за ней — и распахнувшаяся дверь ударила его по боку. Он упал бы с крыльца, но я успел схватить его за локоть.

— Спасибо, — тихо сказал он и выпрямился, держась за мою руку. Лицо небольшое, мягкое, с мясистой челюстью. Приплюснутый кончик носа украшает паутинка темноватых жилок, небритые щеки покраснели от смущения.

— Вы мистер Кейд? — спросил я.

Он раздраженно поджал губы.

— Меня зовут Диринг, Герберт Диринг. Кого вы ищете?

— Николь Кейд, — ответил я. Это имя мне выдал поиск по государственному архиву: хозяйка дома, шесть лет назад купившая его у Фредерика Кейда.

Раздражение мужчины на мгновение усилилось, потом исчезло.

— Николь — моя жена, но она не предупреждала, что кто-то зайдет. Вы, собственно, кто?

— Джон Марч. Ваша жена дома?

Диринг сунул отвертку в задний карман джинсов и вытер руки о бедра.

— А для чего она вам?

Я заглянул в открытую дверь, увидел прихожую и широкий коридор. Медная люстра, кремовые стены, полированные деревянные полы и темные персидские ковры. Потом послышались шаги — тяжелые, словно молотком забивали гвозди. Откуда-то сзади, из-за лестницы, на коридор упала тень.

— Холли, — ответил я. — Я приехал из-за Холли.