Рюрик - [127]

Гостомысл вздохнул, встал, тяжелыми шагами подошел к Рюрику и дотронулся дрожащей рукой до его плеча.

— Все было не так, яко ты глаголешь, — спрятав обиду, устало заметил он, на мгновение закрыв глаза и представив, как он держит этого сына в своих отцовских объятиях. — Аскольд и Дир пошли во Царьград только с сотней своих воев, боясь гнева твоего, — взволнованно проговорил посадник, мысленно убеждая себя, что тайного сына он все же обласкал.

Рюрик удивленно вскинул брови, повернулся к посаднику, не веря ни себе, ни трогающему душу взволнованному тону Гостомысла.

Тот переждал его удивление и медленно, успокаивая себя и всех присутствующих, тихо продолжил:

— Дошедши с трудом до Киева, они еле отбилися от древлян, большими выкупами откупилися от них, и ко грекам блудням почти не с чем было идти. Тогда они решили осесть в Киеве. Но остатки полоцкой дружины узнали, что их предводители рядом, и стали понемногу сбегаться к ним. — Рюрик при этих словах подошел вплотную к посаднику, окинул его злым и недоверчивым взглядом, затем сел напротив, демонстративно закинув голову, всем своим видом давая понять, что он хотя и слушает, но не вполне верит посаднику. Гостомысл вздохнул, сочувствуя Рюрику, и, пряча глаза от Власка, так же тихо продолжил: — Аскольд и Дир не посмели отказаться от своих, ну, а там и вся дружина… примкнула к ним. — Посадник замолчал. Осторожно, но зорко вгляделся в лицо Рюрика, в его руки, горделиво сложенные на груди, и ждал, что тот скажет. Варяг едва кивнул головой, и Гостомысл понял, что может продолжать. — Да, оне рьяно взялись за соседние племена: покорили полян. — Но на аскетическом лице князя ничего не отразилось, и тогда посадник добавил: Древлян пытались покорить, но те зело люты и хитры — их просто не взять.

Все, и даже Рюрик, удивленно уставились на Гостомысла. Посадник удовлетворенно крякнул, но тотчас же пояснил:

— Да, древляне собрали им первую дань, а от второй схоронились, дали бой грабителям и ушли в глубь своих земель — в леса. Теперь Аскольд с Диром охотятся за ними, но никак не изловчатся.

Рюрик встал и, широко шагая, прошелся вдоль гридни. Затем закашлялся, побагровев, и беспомощно остановился в центре комнаты. Гостомысл бросился к нему с теплым убрусом в руках.

Власко недоуменно качнулся вперед.

Рюрик оттолкнул руки Гостомысла и, собравшись наконец с силами, воскликнул:

— Так вот в чем дело! Продолжай, продолжай, посадник, — зловеще попросил он и опять размеренно заходил по гридне.

Гостомысл бросил на скамью убрус, тяжело вздохнул и виновато проговорил, глядя на варяжского князя:

— Ходит молва, что новые правители Киева собираются ко грекам…

Власко поймал беспокойный взгляд отца и укоризненно покачал головой.

— Торговать? — спросил хрипло Рюрик, не оборачиваясь.

— Воевать, — хмуро ответил Гостомысл и пожалел, что открылся.

Рюрик вспыхнул, круто повернулся в сторону посадника и двинулся на него, прокричав:

— Ты!..

Все вскочили со своих мест и бросились разнимать правителей.

— Нет! — закричал Гостомысл и, широко раскинув руки, запретил приближаться к себе всем, кроме Рюрика. Тот опешил и замолчал; все отступили от них на шаг.

— Ты — князь! — грозно прокричал посадник в разгоряченное лицо варяга. — Ты должен ведать все! — Гостомысл топнул ногой. — Вече собрать недолго! — прокричал он опять и двинулся на Рюрика.

Князь невольно отступил назад.

— Но ты сам закрыл наш совет! — снова испытывая силу духа своего незаконнорожденного сына, прокричал Гостомысл, смелее наступая на Рюрика. Ведь после Вадимовой смуты все узрели одного правителя — тебя! Ты все дела вершил едино — без нашего ведома! Один надорвался, а ноне требуешь веча! Да все боятся тебя! — искренне выкрикнул посадник, ткнув пальцем в грудь Рюрика, и остановился, чтобы перевести дух.

Рюрик, окинув Гостомысла горячим взглядом, прокричал что было сил:

— Нашел, когда суд надо мной вершить! Где ты был в час гибели моих братьев и моего посрамления?! — Он вплотную подошел к новгородскому владыке и протянул руки к его бороде, чуть не ухватившись за нее.

— Во Пскове! — Гостомысл как бы не замечал княжеского гнева. — От тебя хоронился! Чего смотришь, яко зверь лютой! Не тронь бороду! — без страха потребовал посадник, загородил рукой бороду и отступил на шаг от разошедшегося Рюрика.

Власко вскочил и встал между ними, опередив Дагара.

— Довольно смутничать, что с вами? — горько спросил он и тихо предложил: — Надо решать с Киевом, а вы старое помянули! — Сын опять подозрительно оглядел отца и не остывшего еще Рюрика.

— А мы давно не кричали друг на друга, — заносчиво ответил Гостомысл и тут же спокойно заметил: — Уж больно мне по нраву его крик! — Он отвернулся от Власка и еще раз оглядел Рюрика.

Дагар растерянно теребил свою бороду и что-то невразумительно бормотал, наблюдая за странным поведением посадника.

Рюрик удивленно покачал головой и вдруг молвил, обращаясь к посаднику:

— Как ты похож на нашего главного жреца!

— На Бэрина? — спокойно спросил Гостомысл, спрятав руки за спину, и подумал при этом: «Только бы не обнять этого дорогого хворого сына!..»

Власко по-прежнему внимательно следил за отцом: