Рысь - [25]

Мила, Кора, Вино, Зико, Неро и Мена — в тот день их всех запеленговали трех— или четырехточечной пеленгацией. Тем самым было установлено, что присланные лапы не принадлежали пойманным рысям. И хотя популяция уменьшилась на одну особь, участники проекта по-прежнему вели наблюдение за тринадцатью животными и в известной мере считали их своими. Эти животные не только предоставляли данные для научных работ, но и информацию, на которой основывалась государственная политика в отношении рысей.

Помимо Лена, четырехточечная пеленгация удалась и Геллерту: ему довелось понаблюдать за Зико в достаточно светлом участке леса между Шварцзе и Шафхарнишем. Кроме этого, весьма ценным оказалось сотрудничество с Пьером Пюсье: Вино действительно находился недалеко от Монтрё, где жил Пьер.

Однако, кто прислал отрубленные лапы, оставалось загадкой. Геллерт и Штальдер выслушали взбудораженный рассказ Лена о том, что он видел и слышал в «Быке». Штальдер скорчил такое лицо, будто ему подали холодный кофе, но он всегда так корчился. По его прищуренным глазам Лен не научился читать за две недели, поэтому предпочитал держаться Геллерта. Тот тоже не нашел в рассказанном ничего сверхъестественного и в ответ лить набросал словесный портрет фон Кенеля: плотный, неопрятный, с поседевшими прядями, красный нос картошкой. С кем еще поделиться своими наблюдениями, Лен не знал. Когда он сидел в «Быке» незаметно от противников, о физическом присутствии которых прежде не догадывался, и вслушивался в их разговор, грея руки теплой чашкой, его охватило чувство, будто собранные им улики позже приведут к раскрытию какого-нибудь запутанного дела. Теперь, глядя на недоумевающих Штальдера и Геллерта, за спинами которых — словно в знак того, что проблема была гораздо шире, а подобный гневный вздор против рысей мололи в сотнях других пивных — висели шесть карт в масштабе 1:50 000, Лен почувствовал никчемность своих наблюдений и обрадовался, когда Штальдер и Геллерт от него отвернулись.

Лишь когда пришло извещение от тунского следственного комитета, в Лене вновь расцвели зародившиеся в «Быке» чувства. Комитет запрашивал письменные показания о подозреваемых и сожалел, что в связи с большим количеством работы сможет рассмотреть их не раньше, чем через несколько месяцев.

Геллерт пришел в ярость от этого письма, от этих, как он выразился, «салаг и бюрократических тряпок». Конкретных предложений касательно ответных мер у Геллерта не было, но, получив письмо, он впал в такое уныние, что готов был оправдать любой самосуд. Только продолжительная дискуссия с трезво рассуждающим Штальдером убедила Геллерта, что самоуправство в данном случае было бы не только лишним, но и контрпродуктивным средством, что надо не горевать об одной рыси, а улучшать условия жизни пятидесяти девяти оставшимся.

Лен, уже успевший вообразить себе ни с кем не согласованные, внезапные, ночные, окутанные снегом и туманом акции возмездия и молча следивший за дискуссией, был вынужден — пусть и нехотя — признать правоту Штальдера. Ему больше импонировала позиция Геллерта. Тот, как показалось Лену, уступил, лишь когда Штальдер заговорил о нравственной чистоте, набрал номер молодой воодушевленной учительницы биологии из цвайзимменской школы и, дозвонившись до нее после нескольких попыток, умело склонил ее к тому, чтобы она предоставила зоологам возможность провести урок через четыре недели. Штальдер прочтет доклад. Позаботится о том, чтобы «у тех, к чьему слову здесь будут прислушиваться через двадцать лет, были не только унаследованные предрассудки». Он считал, что лучше рассказывать о рысях молодежи, чем распинаться перед старыми дуболомами.

Вдохновленный Штальдером Геллерт, в свою очередь, вступил в сотрудничество с Надей Орелли, белокурой энергичной любительницей животных из «Про Натуры» и добился того, чтобы, начиная с этого дня, у каждого пеленгующего был с собой хотя бы один буклет «Про Натуры» о рысях — для раздачи всем желающим.

Самосудом тут и не пахло, трезво констатировал Лен.

Штальдер малодушно назвал эту идею хорошей, но предостерег Скафиди и Лена от излишней навязчивости. По его мнению, правда и так слишком резала некоторым оберландцам глаза, а уж тем более правда, подкрепленная статистикой: «Если сказать фермеру, что в Северо-Западных Альпах живут шестьдесят рысей, а потом добавить, что каждая из них за год задирает полсотни косуль или серн, то он начнет напряженно кумекать, шестеренки заскрипят, и вскоре из ушей дым повалит — когда он подсчитает, что таким образом ежегодно исчезают три тысячи косуль и серн, а это число покажется дуболому настолько огромным, что не будет ни малейшей надежды втолковать ему хоть что-нибудь о рысьих повадках. С тех пор он будет видеть в рысях лишь тварей, кровожадных тварей, на совести которых ежегодно три тысячи косуль, то есть тридцать тысяч за десять лет, и которых надо немедленно пристрелить».

Лен удивленно кивнул, посмотрел на рысь, мило глядящую с обложки протянутого Геллертом буклета, и был откровенно рад тому, что раньше ничего об этих цифрах не знал. Ни о фермерах, которые во время пеленгований обычно поглядывали на него исподлобья, ни о трех тысячах мертвых косуль. Число задранных косуль и серн казалось непомерно большим даже ему.