Рынок тщеславия - [34]

«Три тысячи рублей».

«Это около ста долларов, если не ошибаюсь, – пренебрежительно сказал гость. – А я вам собираюсь предложить для начала пятьсот долларов в месяц! По мере развития бизнеса зарплата будет повышаться».

Возникла пауза. Видимо, названная цифра дала Елене Васильевне серьезную пищу для размышлений.

«Вы знаете, – произнесла она наконец, – ваше предложение очень заманчиво. Однако в моей нынешней работе есть один большой плюс – стабильность. А я слишком долго была безработной, чтобы пренебрегать таким плюсом. Так что извините, но вынуждена отказаться…»

«Это ваш окончательный ответ?» – В голосе гостя сквозило раздражение.

«Да, пожалуй».

«А если я предложу вам восемьсот долларов?»

«Извините, но я уже приняла решение!»

«А тысячу?» – не успокаивался мужчина.

«Неужели я вам так нужна? – удивилась Елена Самохина. – Ведь и кроме меня есть множество специалистов, которые с радостью пойдут к вам даже на меньшие деньги. А я, простите, так уж устроена: по мне, лучше синица в руке…»

Новая пауза длилась минуты две. Первым заговорил мужчина:

«Вы странная женщина. Вам представилась возможность сменить полунищенское существование на высокооплачиваемую работу, а вы отказываетесь! Но ведь у вас еще и дочь есть».

«А при чем здесь моя дочь?» – несколько испуганным голосом спросила Самохина.

«Она, насколько мне известно, сер ьезно больна, – продолжал мужчина. – Эта болезнь досталась ей от вас по наследству. Еще я знаю, что существует способ избавить ее от такого наследства. С помощью операции пересадки участка тонкого кишечника, не так ли?»

«Вы очень хорошо информированы», – сухо и настороженно произнесла Самохина.

«Да, неплохо. А еще я точно знаю, что вы мечтаете сделать ей такую операцию, но не можете. А не можете по самой банальной причине: нет денег. Я же предлагаю вам выход. Работая на меня, вы сможете оплатить операцию уже через три-четыре месяца!»

«Вы словно дьявол-искуситель! – усмехнулась Елена Васильевна. – Но, похоже, не подозреваете, что существует тип людей, для которых деньги – это еще не все, хоть они и очень мне нужны. Когда тебе предлагают большие деньги – это очень опасно, смахивает на взятку, за которой прячется криминал. А у меня, как вы справедливо заметили, дочь на руках…»

Снова воцарилось молчание.

«Так вы скажете, зачем пришли на самом деле, или так и будете пудрить мне мозги сказками насчет высокооплачиваемой работы?» – не скрывая раздражения, спросила хозяйка.

«Мое предложение – вовсе не сказки, – ответил собеседник. – Я действительно хочу создать фирму по разведению редких растений. Но вы правы: на вашем месте мог оказаться и другой ботаник. Я мог бы нанять любого из тысяч голодных и безработных, но мне нужны именно вы».

«Это еще почему?»

«Потому что очень и очень серьезным людям нужно, чтобы вы как можно быстрее оставили должность, которую занимаете сейчас! Им нужно, чтобы вы уволились из комитета по озеленению и благоустройству. Ферштеен?»

«Нихт ферштеен! Зачем вам… то есть им это нужно?»

«А вот это, дорогая Елена Васильевна, нам с вами знать не положено. Мое дело – довести до вас эту информацию, а ваше – выслушать и дать ответ».

«И что эти ваши „очень серьезные“ придумали на тот случай, если я не соглашусь?» – поинтересовалась Елена Самохина.

«Вариант номер один: предложить вам взятку в размере ста тысяч долларов».

«А вариант номер два?»

«Мне бы очень не хотелось говорить о печальном! У вас такая милая дочурка!»

«Что-о?! – воскликнула Елена Васильевна. – А ну-ка, вон отсюда! Слышите?! И заберите свой веник!»

«У вас есть три дня, чтобы обдумать мое предложение», – произнес незнакомец.

Эта реплика была последней в разговоре.

– Откуда это у тебя? – спросила Валентина.

– Нашел вчера в квартире у Елены Самохиной, – ответил Анатолий. – На кассете напечатана надпись: «На случай моей гибели». Во время первого осмотра я принял напечатанное за название симфонического концерта. Не мудрено, так как на соседних кассетах красовались надписи: «Реквием», «Воскрешение» и «Мертвый город»…

– Насколько я понимаю, Елена Самохина могла сделать эту запись за три дня до своей гибели, – предположила Валентина. – Но почему она ее сделала? У нее что, хобби такое, записывать разговоры на магнитофон?

– Понятия не имею. Возможно, она чувствовала, что разговор будет непростым, и решила подстраховаться.

– Странно, очень странно… С чего она вдруг решила, что из всех ее разговоров именно этот нужно зафиксировать на пленке?

– Может, почувствовала опасность? Наверное, преступники уже выходили с нею на контакт с какой-либо просьбой, но получили отказ.

– Нет, Толя, ни в какой контакт они с Еленой Самохиной раньше не входили! – решительно возразила Глушенкова. – Преступники оказались столь умны и осторожны, что даже намеком не дали понять Елене Васильевне, ради чего затеяна такая сложная игра. Вероятно, они предполагали… нет, они были уверены, что получат отказ. А это значит, что еще до разговора Елена Самохина была обречена. Ей просто дали последний шанс!

– Может быть, ты и права, – согласился Анатолий. – Но тогда получается, что преступники были осведомлены обо всем, что ее касалось, очень хорошо. Вспомни хотя бы слова незнакомца о Настиной болезни. Он ведь знал не только диагноз, но даже какая операция необходима.