Рыцари моря - [40]

Так впятером и отправились.

В покои ленника-фогта датского короля были допущены только Месяц и Большой Кнутсен. Датский вельможа принял их сразу и с вежливостью, подобающей в случаях приемов важных господ. В начале своей речи датчанин выразил сожаление по поводу того, что ему не представился случай раньше встретиться с юным капитаном прекрасного корабля, несущего на мачтах российские флаги. Столь редкий гость мог бы быть принят теплее. Ленник посетовал, что в здешних водах скорее встретишь какого-нибудь шведского капера, нежели мирное купеческое судно великого московского государя Иоанна… Потом он заговорил о войне со Швецией и о тяготах этой войны, требующей, как и всякая война, – денег, денег и денег… А где взять денег? Нужно повышать налоги, поднимать цены, выколачивать, выколачивать… Ах, как трудно править людьми! Ведь они не хотят понять, что все делается для их же пользы. Они видят только свой нос, они страдают только за свой карман, они мыслят только в черте своего огорода. Особенно эти норвежцы!… Они близоруки, дики и озлоблены. Они бросаются с ножами на датчан, а с проклятыми шведами заключают на границах крестьянские перемирия. Норвежцы не понимают, что Швеция желает подмять под себя их страну, как подмяла Финляндию, подмять, чтобы господствовать не только над восточным путем в Россию, в Нарву, но и над северным путем – через Мурман в Белое море и Двину. Шведское владычество невыгодно и другим северным народам. Вам, капитан Юхан, должно быть известно, как захирело нарвское плавание после захвата Швецией Ревеля. А от этого плавания была польза не только России, но и Дании, и Англии, и вольным торговым северогерманским городам – Любеку, Ростоку, Висмару. Да, Россия удержала за собой ливонскую Нарву. Но что из того! У России есть красивая тарелка, однако она пуста. И всему виной – шведский флот… О!… У меня в голове не укладывается, каким образом маленькая Дания столько лет находит в себе силы для того, чтобы удерживать на цепи шведского монстра!…

Далее господин фогт опять вернулся к Норвегии. Он сказал, что если бы в этой стране не было таких благоразумных одальманов, как Эрик Кнутсен, надежных, преданных, трудолюбивых, дальновидных, исправно уплачивающих ежегодный ландскюльд и прочие взносы и платежи, то датское королевство не имело бы такого несомненного превосходства в войне с варварской Швецией и было бы вынуждено уступить многим притязаниям врага. Тогда оказалось бы нарушенным общее, привычное для всех равновесие, и скрипучая повозка покатилась бы под гору; Эрик Кнутсен, разумеется, помнит те гнусные бесчинства, какие творились в Тронхейме после вступления в него шведских наемных войск… Благополучие и Дании, и норвежских ленов уже много лет покоится на плечах вот таких Кнутсенов, великанов не только телом, но и умом, и духом. А какие красивые у них вырастают дочери! Взять, к примеру, Люсию, девушку с хутора, можно сказать, – с огорода… Но королева, королева! И недаром она первая на празднике внесения света во тьму. Люсия, помимо того, что с факелом изгоняет из Норвегии темноту северной зимы, еще и неплохим своим образованием светит посреди норвежского провинциального невежества… Но есть в стране и другие Кнутсены, – здесь голос ленника стал жестче, – таков Андрее из Вардё. Он и похожие на него, оставив насиженные места, не желая исполнять свои обязанности, бродят по всей стране, будоражат народ, отвлекают от дел, вольнодумствуют; они гнусными речами и обманными искушениями сбивают людей с пути послушания и добродетели; они пьянствуют в кабаках, дерутся, являя собой пример недостойный; они покорных призывают к неповиновению, любящих стремятся склонить к ненависти, среди верующих сеют семена безверия; и пророк их – сумасшедший Хенрик, коего они почитают за святого…

Большой Кнутсен, польщенный похвалой ленника-фогта, понадеялся было, что вельможа прислушается к его просьбе и прикажет освободить злосчастного Андреса. Одальман Кнутсен, верноподданный датской короны, пытался убедить сановника в том, что все беды его родственника из Вардё исходят от неразумия молодости, от горячности, а поступки его никогда не были направлены во вред датским властям и королевству, ибо основная причина его легкомысленного поведения – это многолетняя неразделенная любовь к Люсии, а вернее чувство ревности, которое способно ослепить даже очень зрелого человека, не говоря уже о зеленом юнце. Да, была со стороны Андреса хулиганская выходка, но она никак не имела под собой той мятежной подоплеки, какую кто-то пытается под нее подвести. Это наговор чистейшей воды. Андрее вполне уважает датские власти и самих достопочтенных и просвещенных датчан, и ни о каком сомнительном Хенрике он знать не знает.

Однако фогт только поморщил нос:

– Ревность или католическое упрямство, ненависть к датчанам или, может быть, пьяное похмелье двигало им – я того не знаю, но оказались ранены два человека, датских купца. А в такой маленькой стране, как Дания, каждый человек должен почитаться за богатство – и потому больно… больно всем датчанам, когда страдает от боли кто-то один из датчан… – фогт, демонстрируя этими словами свое трепетное отношение к родине, едва не утерял нить разговора. – Э-э… Ах, да!… Купцы требуют возмездия. На Андреса Кнутсена поступила жалоба, не рассмотреть которую мы не можем. Купечество настаивает на наказании…