Рыцари Круглого Стола - [9]

Но Оливье поспешил отомстить за своего пэра; на всем скаку налетел он на сарацина, вышиб его душу из тела, и дьяволы подхватили ее. Досталось тут же и другим неверным.

— Рассердился-таки мой товарищ! — сказал Роланд. — Нет лучшего воина! Рубите, французы, рубите!

В свою очередь, неверный Вальдебрун, хитростью взявший когда-то Иерусалим, с быстротою сокола кинулся на второго пэра, могучего герцога Самсона, разбил его щит и мертвого вышиб его из седла. За Самсона вступился Роланд и снес голову могучего Валъдебруна вместе со шлемом, украшенным драгоценными камнями.

Так бьются они, и один за другим гибнут французские пэры; товарищи их воздают неверным сторицей, но гибнут лучшие люди.

— Горе нам! — восклицают французы. — Сколько наших убито!

Граф Роланд держит в руках свой красный от вражьей крови меч, но он слышит плач французов — лучшие люди их погибли, — и сердце его готово разорваться на части. И снова скачет он и рубит своим мечом, и тысячи падают со всех сторон. Храбро дерутся французы, и покрывается поле телами; кони, потеряв всадников, бродят по полю битвы, поводья их волочатся по земле. Но неверным плохо, они не в силах держаться и обращаются в бегство, французы летят на своих скакунах рысью, галопом, в крови, с изломанными пиками и мечами; гонят они врагов вплоть до Марсиля. Но тут теряют они последнее оружие, и им нечем уже биться.

Марсиль видит гибель своего войска; при звуке рогов и труб выступает он с остальною половиной армии. Во главе сарацин идет Абим. Нет большего негодяя на свете! Жизнь его полна черных дел и преступлений; не верит он ни в Бога, ни в Сына Пресвятой Девы. Лицом он черен, как деготь; никогда он не смеется, не шутит, но храбрость его бесконечна, и за нее-то и любит его король Марсиль. Тюрпин ненавидит этого нехристя.

— Лучше умереть, чем оставить его в живых! — говорит он и начинает битву на коне короля Гроссайля, убитого им когда-то в Дании.

Скачет епископ прямо к Абиму и ударяет его в щит, осыпанный аметистами и топазами, и разбивает его на части. Но Абим остается в седле. Вторым смертоносным ударом епископ сбрасывает его на землю.

— Монжуа, монжуа! — восклицают французы: это клик Карла. — Дай Бог императору иметь побольше таких епископов!

На помощь к епископу мчатся Роланд и Оливье, и бой разгорается с новой силой. Но гибнут христиане, и их остается не более трехсот человек, вооруженных одними мечами. Они рубят ими направо и налево, разрубая сарацинские шлемы и брони. Не выдержали тут мусульмане: с рассеченными и окровавленными лицами снова бегут они к королю Марсилю, призывая его на помощь. Марсиль слышит их крики и именем Магомета проклинает французов, французскую землю и Карла с седою бородою, и еще сильнее разгорается в нем ненависть к Роланду. С новыми силами нападает он на остатки французов, и с новою силою разгорается битва. С тоскою смотрит Роланд на гибель лучших вассалов, вспоминает он о французской земле, о своем дяде, добром короле Карле, и сжимается его сердце при этих мыслях. Снова устремляется он в битву вслед за Оливье, наносящим удар за ударом. Видит его Оливье и пробирается к нему сквозь толпу.

— Друг и товарищ, — говорят они друг другу, — будем биться вместе и вместе умрем, если будет на то Божья воля!

Бьются вместе Роланд и Оливье своими мечами, не отстает со своим копьем и епископ Тюрпин, и не перечесть тел, падающих под их ударами. Пало здесь более четырехсот тысяч неверных, говорит песня, и число это занесено в летописи. Дорого достался французам пятый натиск мусульман, погибли тут все французские воины, кроме шестидесяти — но дорогою ценою купят их жизнь сарацины.

Рог

Видит Роланд, как один за другим гибнут его воины, и говорит он Оливье:

— Взгляни, ради Бога, товарищ, сколько пало наших добрых вассалов: стоит пожалеть милую, прекрасную Францию, лишившуюся таких баронов! О король, наш верный друг! Отчего нет тебя с нами? Брат Оливье, нет ли способа дать ему знать о нашем положении?

— Я не знаю такого способа, — отвечает Оливье, — но, во всяком случае, смерть лучше позора.

— Я затрублю в свой рог, — говорит Роланд, — король услышит его в ущельях, и французы, клянусь тебе, вернутся.

— Ты опозоришь тогда на вечные времена весь свой род, — отвечает ему Оливье. — Помнишь, как ты сам не послушался моего совета? Трубить же в рог теперь — значит показать себя трусом, а между тем твои руки обагрены кровью врагов.

— Правда, — отвечает Роланд, — я не тратил даром ударов!

— Тяжелая для нас битва, — говорит опять Роланд, — я затрублю в свой рог, и Карл услышит его.

— Не так поступают храбрые, друг, — отвечает ему Оливье, — ты сам тогда гордо отверг мой совет. А если бы император был тут, мы не потерпели бы такого урона. Но это не его вина и не его спутников. Клянусь бородой, если мне суждено увидеть еще сестру мою Оду, ты никогда не будешь ее мужем!

— За что же ты сердишься? — спрашивает Роланд.

— Ты один во всем виноват, — отвечает Оливье. — Разумная храбрость далека от безумства, и умеренность лучше горячности. Посмотри, сколько французов погубило твое безрассудство! Это наша последняя служба императору. Если бы ты послушался меня тогда, наш государь был бы уже здесь, мы выиграли бы битву и король Марсиль был бы взят в плен и убит. Много вреда причинила нам твоя безумная отвага, Роланд! Сегодня наступил последний день нашей верной дружбы: тяжкая разлука ожидает нас прежде, чем скроется солнце.