Рыцари Круглого Стола - [89]

Орданьо же поспешил в Валенцию и рассказал Сиду о том, что случилось. Жена Сида Химена плакала так, что слезы ее лились как ручей; сам же Сид не выказал своего горя, но послал к королю Альфонсу уведомление о том, как оскорбили его зятья.

Очень рассердился король, узнав о поступке своих родственников, и собрал кортесы в Леоне, Толедо и Бургосе, с тем чтобы дать полное удовлетворение Сиду.

После праздника Св. Петра (Санто Педро) собрал Сид в своем замке друзей, союзников и вассалов и сказал им:

— Вы знаете, друзья мои, о похождении моих зятьев и о том, как оскорбили они меня. Теперь король собрал кортесы и в Леоне, и в Бургосе, а главный — в Толедо, и должны мы по его приказанию явиться туда для суда не позже как через тридцать дней. И теперь прошу я вас, моих благородных друзей, ничего не говорить об этом деле в кортесах, не роптать на короля, если он, по нашему мнению, рассудит нас несправедливо. Отомстить вероломным графам — мое дело, и никто не должен вмешиваться в него.

На другой день с рассветом раздались по Валенции звуки шести сборных рожков дона Родриго из Бивара. Это добрый Сид собирал своих друзей, родных и союзников, чтобы ехать в Толедо, где ждал его король. Все пространство вокруг его замка было покрыто воинами, гражданами, их женами, детьми, пришедшими взглянуть на доброго Сида, отправлявшегося в Толедо. Простился Родриго со своими, сел на Бабиэка, словно чувствовавшего горе своего господина, и без плаща выехал на площадь к собравшемуся народу, а оттуда со своими войсками отправился он в Толедо.

В один и тот же день, в один и тот же час в трех местах созвал король кортесы, чтобы одновременно судить и великих и малых, и дал он срока на сборы не более тридцати дней, а кто придет позже — должен считаться изменником.

Прошло уже двадцать девять дней, и приехали в Толедо графы Каррион, а Сида все еще не было. Кончился и тридцатый день, а его все не было, и враги его сказали тогда:

— Государь, объяви Сида изменником.

Но король отвечал им:

— Не сделаю я этого, потому что Сид — добрый рыцарь: много выиграл он битв, и во всех кортесах нет у меня другого, ему подобного.

Не успел проговорить это король, как явился Сид, а с ним его триста рыцарей.

— Господь да сохранит короля и вас всех! Кланяюсь вам! Но я говорю не о графах Каррион, моих врагах.

Тогда встали графы и сказали:

— Мы потомки королей, племянники императора. Как могли мы жениться на девушках из такого низкого рода, из рода хлебопашцев?

И возразил Сид:

— Сам государь вызвал меня к себе и сказал: «Я сам буду сватом: графы Каррион хотят взять за себя твоих дочерей — выдай их ради меня». Тогда отвечал я с уважением и любовью: «Я спрошу об этом у их матери, давшей им жизнь; я спрошу об этом у их кормилицы, выкормившей их». Мать их сказала мне: «Нет, не делай этого, — слишком высокого рода графы Каррион!» «Не делай этого — сказала мне кормилица, — графы бедны, но горды и требовательны». Однако, чтобы не огорчить доброго короля, согласился я. Свадебные пиры продолжались тридцать дней и кончились лишь потому, что гости не могли оставаться долее. Я зарезал до ста штук крупного скота, что же касается до кур, уток, козлят и телят — то их и не перечесть.

Король внимательно смотрел на Сида, но ничего не говорил, и Сид докончил свою речь:

— Пусть справедливый суд сойдет с неба, если вы откажете мне в нем!

Смутились гранды: друзья от волнения, враги от страха.

— Привык я сам мстить за себя и омывать свою честь кровью предателей. Мои дочери, донна Эльвира и донна Соль, оскорблены, — но не за местью пришел я сюда, а за правосудием. Если же не получу я здесь справедливого суда, то сам буду мстить графам и всему их роду до последнего человека. Подумайте, государь, о моей чести, и пусть Господь позаботится о вашей!

И, сказав это, Сид повернулся и вышел, а король встал и приказал трубить в трубы, сзывая кортесы.

В Толедо кортесы собрались во дворце Гальяна. Богато разукрашенное кресло короля стояло на самом видном месте, а вокруг него стояли скамьи со спинками, на которых должны были сидеть гранды, рыцари и судьи.

Но Сид позвал своего оруженосца и велел ему принести еще скамью со спинкой, привезенную им из Валенции и принадлежавшую когда-то мавританскому королю, и поставить ее рядом с королевским креслом, приказав нескольким оруженосцам охранять ее до следующего дня. И принесли скамью резную, тонкой работы, покрытую дорогою шелковою тканью, вышитою золотом и драгоценными камнями.

На другой день король отслушал обедню и направился во дворец с большим числом рыцарей, но Сид остался дома.

Явился тогда во дворец дядя графов Каррион, Ассур Гонзалес. Был он в длинном горностаевом плаще и шел, слегка пошатываясь, с раскрасневшимся лицом, прямо от завтрака. В речах его обыкновенно мало умного.

— Рыцари, — заговорил он, — видали ли вы когда-нибудь такие судбища? Где же сам Сид из Бивара? Верно, отправился он воевать с мельниками и забирать себе помол, как это он обыкновенно делает. И кто это надоумил его породниться с Каррионами?

Вскочил тогда на ноги Муньо Густиас:

— Молчи, злодей и предатель! Ты завтракаешь прежде, чем побывать у обедни; ты не говоришь правды ни другу, ни государю; всем лжешь ты, и даже Господу Богу! И я заставлю тебя признаться, что ты именно таков, каким я тебя изображаю.