Рыцари креста - [110]

Один из стражей провел меня по каменному коридору с украшенными мраморной скульптурой нишами и открыл передо мной дверь в конце коридора. Большая комната, в которую я вошел, находилась на самом краю террасы, и из ее арочных окон открывался вид на крутой обрыв, на склон горы и южные холмы. Солнечные лучи, проникая в окна, подсвечивали лениво колыхавшийся в воздухе дым благовоний. В углу комнаты стояло ложе, покрытое, несмотря на жару, толстыми шерстяными одеялами. Голова лежавшего на нем человека покоилась на подушках, глаза были прикрыты от солнца. В золотистых лучах солнца лицо его казалось на удивление покойным и чистым. Стоявший возле ложа на коленях священник тихо читал молитвы.

Я неуклюже поклонился.

— Владыка?

Глаза тут же открылись и зажмурились от яркого света.

— Деметрий?

— Это я.

Из-под одеял появилась рука и махнула священнику.

— Оставь нас.

Священник нахмурился, недовольный тем, что ему пришлось прервать молитвословие, но не посмел сказать ни слова. Отвесив чинный поклон, он покинул комнату.

— Дверь закрыта? — спросил Адемар. Повернувшись, я обнаружил, что священник — то ли из любопытства, то ли по небрежности — оставил дверь слегка приоткрытой. Я захлопнул ее и, взяв у стены скамью, сел возле ложа Адемара. От епископа исходил неприятный запах, который невозможно было забить ни притираниями, ни благовониями, — затхлый запах давно не проветривавшейся комнаты. Такой запах нередко исходит от старых и больных людей незадолго до смерти.

— Подойди поближе, Деметрий.

Я пересел поближе.

— Какая сегодня погода?

— Жарко, мой господин.

— Уж лучше жара, чем холод. Я очень рад тому, что мне довелось увидеть Антиохию при таком свете.

— Это твоя награда и твоя победа, владыка! Если бы не ты, мы бы не смогли прорвать осаду.

— Христос принес нам эту победу, — возразил Адемар. На суровом его лице появилось блаженное выражение. Он хотел прочистить горло и тут же зашёлся кашлем. — Христос и амбиции Боэмунда.

— Если бы ты не умерил эти амбиции, в нашем войске произошел бы раскол.

— Но этого было недостаточно. Мои усилия были недостаточными. — Адемар с силой сжал мою руку. — Наш поход должен был стать началом новой истории. Все христиане должны были объединиться, но не под властью земных правителей, а под водительством самого Господа. Мы строили эту дорогу — Папа Урбан и я. Мы заложили ее основы и отправили по ней великое множество христиан, надеясь, что она приведет нас к миру Иерусалима. Она же завела нас в пустыню греха. Впрочем, даже в том случае, если бы она вела к вратам рая, Боэмунд и его соперники все равно бы передрались, занявшись его дележом.

Епископ бессильно упал на подушки и вновь прикрыл глаза.

— Когда мы готовились к этому походу, Папа Урбан сказал, что вера — это цветок, который распускается в пустыне. Он ошибался. В пустыне процветают только ненависть и сомнения. Мы не искоренили, а лишь напитали их и придали им новую силу. Нашими предводителями движет жажда убийства. Они будут убивать и грабить так же, как и прежде, но будут делать это, прикрываясь именем Господа. Они будут убивать других людей именем Божьим, потому что я учил их этому. Нет, они не обрадуют Господа.

— Ты сделал все, что от тебя зависело, — сказал я, вспомнив слова Анны, — и не повинен в происшедшем.

— Нет! — Голос Адемара вновь наполнился былой силой. Он достал из-под ночной рубашки поблескивающий драгоценными камнями крест. — Прежде этот крест был символом страдания, смирения и милосердия. — Он перевернул крест перекладиной вниз. — Я же обратил его в меч.

Я промолчал. Да и какими словами можно было его утешить? Я посмотрел на подрагивающее лицо Адемара, в котором жизнь боролась со смертью. Дыхание его стало неровным, сердце еле билось.

Совершенно неожиданно он успокоился, и я было решил, что жизнь покинула его. Но тут епископ прошептал тусклым голосом, словно говорил через завесу:

— Ты нашел убийцу Дрого?

Это был последний вопрос, который я ожидал услышать от него. Наверное, нарушение каких-то связей в его угасающем разуме вызвало столь отдаленные воспоминания.

— Здесь замешан один сарацин. Дрого на какое-то время впал в ересь, и исмаилит воспользовался этим, втянув его в гораздо худшее зло. За поклонением идолам последовало отступление от веры. Исмаилит хотел сделать из Дрого своего послушного агента. По его наущению Дрого заманил Рено в укромную ложбину и зарезал его только для того, чтобы показать свою верность.

По горькой иронии судьбы, человек, убийц которого я разыскивал, сам оказался убийцей.

Адемар кивнул, не отрывая головы от подушек, и попытался лечь удобнее. Даже в таком положении он испытывал постоянную боль, и это лишний раз свидетельствовало о том, что жить ему осталось недолго. Дыхание его слабело с каждой минутой.

— Я гулял по полям, — прошептал он. Его мысли расплывались. Трудно было понять, говорит ли он о недавних событиях или вспоминает о своей жизни. — Гулял и молился. Я обнаружил их в этой ложбине.

Я застыл от удивления. О чем это он вспоминает?

— Они обнимались как братья. Он отступил назад и поцеловал Рено в щеку, а потом вонзил нож ему в сердце. Тот рухнул без единого слова.