Рыцарь XX века - [5]

Прошло несколько дней. Маленький аль-Хамиси не хотел примириться с насилием. Он не выходил из дома, молча сидел у окна и смотрел на шумный двор, полный живности. У самого окна стояла на привязи белая козочка. «Ей нельзя уйти из этого дома, — подумал Абд ар-Рахман, — она привязана. И мне нельзя». Он с тоской прислушивался к скрипу колеса, подающего воду на поле. Иногда доносились голоса женщин, усмиряющих крикливых детей. Так шли дни.

Как-то он вышел на деревенскую улицу. Вблизи дома стояли две пожилые женщины. Они о чем-то говорили, но, увидев мальчика, обернулись и долго молча смотрели на него. Бабушка, следившая за каждым шагом внука, желая сделать ему добро, чем-то угодить, вышла к нему спросить, не хочет ли он познакомиться с соседскими мальчиками. Она прежде всего увидела молчаливых женщин, устремивших свой взор на внука.

— Аллах, милостивый! — прошептала бабушка. Подошла, взяла за руку Абд ар-Рахмана и повела во двор.

— Не показывайся на глаза этим женщинам, — сказала она, — они могут сглазить.

Спустя несколько времени, соседка зашла к бабушке, чтобы занять немного соли. Она посмотрела на Абд ар-Рахмана и сказала громко:

— Твой маленький аль-Хамиси красивый мальчик. Даже очень красивый, и мне кажется — умный.

— По воле Аллаха! — ответила бабушка сурово, подавая соседке соль в тыквенной баклашке. — Завистники, — сказала она деду, — следят за малышом. Как бы не заболел.

Вечером, на закате, когда солнце стало красным, бабушка подошла к внуку и, к удивлению мальчика, отрезала край его курточки. Затем посыпала этот кусочек ткани щепоткой соли и тут же сожгла на старом медном блюде. Дымящееся блюдо она поднесла к Абд ар-Рахману, окурила его и, собрав пепел, посыпала голову внука.

Невозможно передать изумление мальчика. То, что он увидел, было похоже на колдовство из сказки. Он не сдержался и спросил:

— Зачем это, бабушка?

— От порчи, внучек. Соседка смотрела на тебя недобрым глазом, да еще хвалила изо всех сил. Это может причинить тебе вред. Но я все сделала для твоего благополучия. Ты должен быть здоров. Отец собирается отвезти тебя в соседнюю деревню, ты будешь учиться у хорошего учителя. Он знает на память все суры Корана.

Вскоре пришел отец. Он принес сыну новую курточку, ранец и тетрадки. Сказал, что завтра отвезет его в Куттаб[1]. Он будет жить у родственницы. Фатима хорошая женщина.

«Пусть будет соседняя деревня, — подумал мальчик, — мама найдет меня и увезет домой. Я буду спать в своей комнате, а после школы буду играть на маленьком клавесине. Мама любит слушать мою игру».

Ранним утром они поспешили к поезду. Бабушка приготовила ему еду на шесть дней. Положила в мешок хлеб, козий сыр и вареные яйца.

— По утрам Фатима будет давать тебе кружку молока, — сказала бабушка, — перед занятием надо поесть.

Уходя, Абд ар-Рахман почувствовал, что лицо его мокро от слез. Он вспомнил, как заботливо мама одевала его по утрам, умывала, тщательно причесывала и кормила вкусным завтраком. А как радостно было возвращение из школы. Мама ждала его с обедом. Потом они читали сказки, стихи. В последний раз она читала ему молитву Эхнатона. Он запомнил ее:

Эхнатон молится сейчас один, оставив все свои ожерелья и все свои украшения. Снявши их.

Ничто не остановит путешествия к солнцу.

И я иду, о владычица берегов,

О владычица солдат, что почивают ныне за своими колесницами.

Они проснутся как-то однажды, неся венец на своих главах.

Ведь факел все еще сжигает лик ветра,

А земля, которую вспахали боги, не отвратит свое лицо от нас[2].

«Как мне хотелось увидеть землю, которую вспахали боги! — подумал сейчас Абд ар-Рахман. — А теперь я уже не увижу. Без мамы я ничего не увижу».

Мальчик весь ушел в воспоминания и не заметил, как они приехали. Он безучастно прошагал по дороге, ведущей от станции к небольшой деревне. Отец привел его к дому, где ему была приготовлена крошечная комната с подслеповатым окошком и тюфяком на полу. У окна стоял кривоногий столик, была табуретка и керосиновая лампа. Отец попросил у хозяина молоток и два гвоздя. Прибил гвозди на стене, повесил курточку и мешок с едой.

— Будь старательным, помни, я плачу за твое учение, я хочу, чтобы мой сын умел читать Коран. Меня не учили грамоте, и я слушаю сладостные суры Корана только в мечети.

Абдель Малик аль-Хамиси пробормотал это скороговоркой, не глядя на сына и не зная, что еще сказать ему в напутствие. Он боялся, что мальчик снова заплачет, но Абд ар-Рахман не плакал. Только глаза его, большие и выразительные, были полны печали.

— Когда я научусь писать и читать, — сказал он, — я буду сочинять стихи. Я люблю стихи, люблю сказки и басни. Я даже помню басню Лафонтена. Почему только Коран?

Сказав это, мальчик посмотрел на отца и увидел на лице его изумление. Он опустил глаза и подумал, что напрасно выдал отцу свою мечту. Ведь мама говорила, что Абдель Малик не любит стихов, не понимает их. Не надо было ему говорить о стихах. Как плохо без мамы! Увидит ли он ее? Когда? Вот сейчас он придумал стихи о своей печали. Как хотелось бы прочесть их маме.

Отец вдруг почувствовал обиду и раздражение. Его сын — еще ребенок, а рассуждает точно так же, как его мать. От Аиши он ушел, но с сыном не расстанется. Аллах велик и милостив, он поможет вразумить мальчишку.