Рыцарь Родриго и его оруженосец - [41]
Драконы! Едва попугай успел осознать свою догадку, как увидел дракона Вака, пролетающего на фоне яркого диска луны, и тут в нём как никогда вскипела ярость. Не Малыш, а дракон похитил сокровища!
И это был не какой-нибудь дракон, а чёрный как ночь, такой же, что висел в кукольном вагончике! Разве Сократ не предполагал в этой истории существование дракона? И разве сам он не похоронил это предположение красноречивым потоком слов? Да, так что же, эта история держит его за дурака? Для него не нашлось другой роли, кроме дурня, который перескакивает через главы?
И кто этот чёрный как ночь дракон? И почему он приземляется на зубцы мрачной чародейской крепости, вместо того чтобы убраться со своей добычей как можно дальше отсюда?
Сократ немедленно пустился за ним в погоню. Он стрелой взвился на чародейскую башню и одышливо опустился на зубец. Он слышал, как внизу в башне дракон чем-то громыхает и звенит. А Вак в это время протискивался со своей добычей по узкой лестничной шахте, кругами-кругами, всё ниже и ниже. Он хотел забрать принцессу Флип, чтобы высадить её где-нибудь на необитаемом острове посреди серного моря.
Сократ последовал за ним. Он прыгал со ступени на ступень, всегда позади отсвета драконьего огня, и его глаза слезились от едких серных испарений.
Наконец Вак добрался до взломанной двери в предпоследнюю темницу, обнюхал всё внутри и обнаружил, что принцесса исчезла. Сократ наблюдал за ним сверху. Он понятия не имел, что ищет этот дракон. Он даже дерзко спрыгнул с последней ступени и сунулся в круглую темницу, как раз когда Вак, пожав чешуйчатыми плечами, повернулся к выходу.
– Значит, её нет, – бормотал дракон. – Ну, мне так даже лучше, не придётся делать крюк, чтобы её высадить.
Он изрыгнул струю пламени, и в подземелье вдруг стало так жарко, что Сократ испугался, как бы не опалились его пёрышки.
– Прощай навсегда, подземелье! – пропыхтел дракон, и в тот же миг попугая окутало облако серы, особенно густое и едкое.
Он даже не мог видеть дракона, только слышал, хотя это чудовище говорило вещи, по-прежнему загадочные для Сократа.
– Отыщу-ка я хорошее местечко в пустующей крепости разбойника и буду там лежать на моих сокровищах! – бормотал Вак, и вдруг его чешуйчатое тяжёлое тело проскрежетало совсем близко от Сократа. Попугай не успел отпрянуть, и в следующий миг дракон смахнул его с пути.
Сократ полетел сквозь жёлтое марево и шлёпнулся на жёсткий пол подземелья. Когда он, растрёпанный и воняющий серой, снова встал на лапы, Вак уже удалялся вверх по винтовой лестнице. Он даже не заметил маленького попугая. И к тому времени, когда Сократ с трудом, хромая, выбрался наверх, Вак уже улетел в чёрное небо со своим туго набитым узлом из простыни.
Сократ остался на зубце чародейской башни, растрёпанный и растерянный, как раз там, где мы его застали в начале этой главы. А что ему ещё оставалось, как не лететь назад к театральному залу? Вором оказался дракон, и об этом должны узнать все.
Однако, как вы можете догадаться, Сократ нашёл театральный зал опустевшим. Перед бесполезными кулисами Проказбурга валялись опрокинутые стулья, и даже свечи были погашены, и попугаю, который подлетел к большому окну, понадобилась вся острота зрения, чтобы вообще хоть что-то разглядеть в зрительном зале. Он всё больше терялся в догадках и не знал, что ему делать. Неужто исчезли не только Малыш и похищенная принцесса, но и Дики с Родриго Грубианом? Неужто история пошла себе дальше, а его забыла здесь, в темноте?
Он снова поднялся в воздух, чтобы полететь к кукольному вагончику у ворот замка. Наверняка спектакль не состоялся, а где же ещё искать Диков и разбойника в таких обстоятельствах, как не в кукольном вагончике?
Но Сократ не успел улететь, потому что едва он свернул за ближайший угол замка, как ужас парализовал его конечности.
– О-ЙЕ! – доносилось из открытого окна. – Я БОЛЬШЕ НЕ КОРОЛЬ, Я БЕДНАЯ ЦЕРКОВНАЯ МЫШЬ! У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ, КРОМЕ МОЕЙ ЗОЛОТОЙ КОРОНЫ, А ОНА ГНЕТЁТ МЕНЯ УЖЕ ВСЕ ЭТИ ДНИ! СНИМИТЕ С МЕНЯ КОРОНУ, ПАДРУБЕЛЬ! У МЕНЯ ОТ НЕЁ СИНЯКИ, И Я ЕЁ ТЕПЕРЬ НЕДОСТОИН!
Лейб-слуге Килиана редко приходилось выкрикивать такие длинные жалобы и стенания своего короля, и когда он наконец управился с этой фразой, Сократ опустился на карниз открытого окна. То была не его заслуга, а сугубо незаслуженное счастье, но он, хоть и случайно, обнаружил королевскую спальню. Попугай тщательно привёл в порядок растрёпанные перья и заглянул в королевские покои.
Придворный медик Падрубель как раз склонился над королём, лежащим на горке подушек, и на царственной голове, вопреки ожиданиям Сократа, не было никакой короны.
– Ему снится сон, – сказал придворный медик Падрубель лейб-слуге, стоящему в изголовье кровати навытяжку. – Не надо переводить то, что он бормочет во сне. А то мы его разбудим его же собственными жалобами. Пусть поспит, а я тем временем подумаю, как ему помочь.
Лейб-слуга кивнул, и Падрубель задумчиво подошёл к окну, где опустился в кресло, обитое камчатной тканью, и углубился в учёную книгу.
Его спугнуло лёгкое покашливание, раздававшееся из открытого окна. Падрубель поднял голову и выглянул наружу.
