Рыцарь - [14]

Бросилась на амбразуру.

Все еще кутаясь в огромную куртку, я встала и тут же поняла, что ко мне прикованы взгляды всех, кто в этот момент был в столовой. Под тысячей этих взглядов я, кажется, целый день шла к пустому месту рядом с Рыцарем.

Я хотела встретиться с ним взглядом, хотела быть уверенной, хотела показать ему, что мне не нравится его поведение, но вместо всего этого я, дернув его за рукав, откашлялась и пропищала:

– Рыцарь, что ты делаешь?

– Спасаю твою жизнь. Ты понимаешь, что у этого придурка может быть СПИД?

Тон у него был резкий, но, по крайней мере, он хотя бы понизил голос, и, я надеюсь, Ланс его не услышал.

Не успев толком подумать, я ляпнула:

– Я лучше получу СПИД, чем замерзну тут до смерти. Со СПИДом у меня будет еще несколько лет.

И тут я услышала это: смешок. Смешок, который тут же был замаскирован под нарочитым кашлем, но я-то знала. Я его слышала. Я рассмешила скинхеда Скелетона.

Во мне начало нарастать теплое чувство. Я ощутила себя… особенной. Гордой. Я встретилась со своим страхом лицом к лицу, и теперь благодаря мне больше никому не отобьют почки. По крайней мере, пока я на посту.

Вернув на место свой фирменный оскал, Рыцарь уставился на меня своим взглядом зомби. Он изучал меня, склонив голову набок. Я почувствовала, как запылали щеки, и начала рассматривать свои руки, стараясь не думать о том, как под его взглядом покраснело мое лицо.

– Если тебе нужна куртка, я дам тебе чертову куртку, Панк.

Что? Скелетон пытается казаться милым?

Взглянув из-под ресниц, я увидела, что его лицо немного смягчилось. Рот все еще был сжат в тонкую нитку, но глаза казались чуть менее страшными. Прозрачные, светлые и голубые, как талая вода, стекающая в бесконечную черную дыру.

– У меня есть куртка, – соврала я.

– И где же она?

– Эм-м… – Я не могла сказать, что ее прошлой весной сперла Вероника Бизли, иначе ее обнаружили бы в свежей могиле, так что просто ответила вопросом на вопрос: – А где твоя?

Господи, какая я идиотка.

– Мне не нужна. Я же не тощая малявка, которая умудряется мерзнуть в середине августа.

Тощая? Рыцарь считает, что я тощая? Интересно, Ланс тоже считает меня тощей?

Прежде чем я придумала еще какую-нибудь дурацкую отмазку, зазвенел звонок. Я вскочила, и Рыцарь тоже, и я увидела, что еда на его подносе так и осталась нетронутой.

– О, черт, ты так и не успел поесть, – сказала я, импульсивно схватив его за руку, как Ланса, Августа или Колтона. – Извини.

Рыцарь покосился на мою руку на своем предплечье, том самом, на котором я видела вздувающиеся вены, когда он методично вдавливал голову скейтера в гравий пару недель назад. Эта картина заставила меня отдернуть руку, как будто ее обожгло.

Рыцарь перевел взгляд и внимательно посмотрел на меня:

– Ты не ешь, и я не ем.

И исчез в толпе.

Господи, мне надо покурить. Схватив свое барахло, я припустила по коридору в сторону студенческой парковки, умирая по дозе никотина для успокоения нервов. Но мне не удалось убежать далеко. Когда я пробегала мимо мужского туалета, кто-то ухватил меня сзади и затащил внутрь.

Я завизжала, но в коридоре стоял такой шум, что никто не услышал. Тот, кто был позади, протащил меня в самую дальнюю из кабинок и закрыл за нами дверь. Я обернулась – что было не так-то легко с моим огромным рюкзаком – и обнаружила Ланса. Он улыбался, прижимая к губам указательный палец.

– Шшшш, – прошептал он.

Стукнув его по руке, я прошептала:

– Какого хрена? – улыбаясь во весь рот аж до боли. Ланс охнул и схватился за руку, как будто ему было дико больно.

О боже. Это случилось! Я отрезала волосы, и вот теперь я с Лансом в туалете! Мои мечты сбылись!

Ланс сунул руку в карман джинсов, но вместо кольца с бриллиантом или презерватива вытащил оттуда маленькую облезлую коробочку от леденцов.

Вот где он держит бриллиантовые кольца и презервативы.

Открыв жестянку, он вынул оттуда маленький бледно-желтый леденец и сунул его в рот. Я тупо пялилась на Ланса, не понимая, какого черта он заволок меня в сортир – показать, как он жрет конфеты? Но это было не важно. Мы были тут вдвоем – если не считать десятка подростков, которые писали, брызгались водой, ржали и матерились через тонкую перегородку от нас. Да Ланс мог бы читать мне вслух телефонную книгу, мне было пофиг.

Я услышала тихий хруст, потом Ланс снова улыбнулся – на сей раз у него в зубах была зажата половинка этого леденца. Он наклонился вперед, и я взмолилась, чтобы произошло чудо. Я чуть-чуть приоткрыла рот, желая поверить, что он собирается поцеловать меня, но не желая показаться дурой, если нет. В последний момент Ланс прикрыл свои прекрасные карие глаза, сто тысяч угольно-черных ресниц опустились ему на щеки, и наклонил голову набок. И это свершилось.

Ланс.

Прижал губы.

К моим губам.

Я не шевелилась, боясь, что все, что я сделаю, будет не то. Я почувствовала на губах мягкий теплый язык Ланса, но вместе с ним и что-то колючее, хрустящее, со вкусом горького аспирина. Пока я пыталась сообразить, что за фигня у меня во рту, Ланс медленно отодвинулся. Я очнулась от хруста. Взглянув, я увидела, что Ланс жует свою половину того, что оказалось вовсе не леденцом. Ланс улыбался мне краем рта, показывая лишь одну ямочку на щеке, а глаза у него были темными. И злыми.