Рыцарь духа - [24]

— Вот диво-то! Холод охватывает — так смеется.

Сделавшись вдруг серьезным, Леонид подошел к отцу и с ударением в голосе громко проговорил:

— Помните, отец мой: призраки грехов прошедших встают из-под земли.

Старик сидел в своем кресле неподвижно, чувствуя тяжесть во всем теле, точно на него было надето свинцовое одеяние. В это время Анна Богдановна, подойдя к Леониду и беря его за обе руки, ласково оказала:

— Ты впечатлителен чрезмерно, мой милый, сядь и успокойся.

Она заставила его сесть рядом с собой, и оба они начали тихо разговаривать.

— Серафим Модестович!

Колодников обернулся и увидел стоящего за ним Петра Артамоновича.

— Серафим Модестович, — повторил снова управляющий и по губам его промелькнула хитрая улыбка. — Мы с вами два старца ветхих, поговорим да потолкуем и, может статься, что-нибудь поймем.

Оба они уселись и стали тихо беседовать. К удивлению фабриканта, Петр Артамонович стал его уверять в возможности всяких чудесных явлений, что сын его человек, обладающий особыми медиумическими силами и нисколько не шарлатан. Колодников слушал и в лице его отражались удивление и страх.

— Как странно, — говорила в это время Глафира. — Если быть откровенной, то ведь и я слышала какое-то пение.

— Мой ангел, это вздор, — возразил Илья Петрович. — Надо сначала заболеть и потом уже наслаждаться концертом покойницы: иначе ничего не услышишь. Самая благодарная роль в этой жизни: ничего не признавать и во всем полагаться на доводы одного холодного ума.

Он склонился к ней и, сверкая глазами, многозначительно добавил:

— Нельзя не заметить также, что боязнь греха и маленьких преступлений — узда для ничтожных, недалеких людей, но для нас, Глафира, они — широкие ворота в рай жизненных наслаждений.

— Совершенно согласен с вами, — раздался около них голос и, когда они обернулись, то увидели высокого, худого господина с бледным лицом, на котором лежал отпечаток пережитых страстей и пороков, с ярко-голубыми глазами, сверкание которых ясно говорило о его болезненном сластолюбии. Это был старший брат Леонида, Капитон.

— Да, грешки и пороки мои друзья, черт побери, — продолжал он, когда все, чтобы послушать его, собрались в кружок, — без них скучно было бы жить, они собутыльники мои, огненные вакханки, подымающие меня на небо блаженства.

Он хитро подмигнул я прищелкнул языком.

— Добродетель — старый полицейский…

— Что?! — перебивая его, воскликнула Зоя.

— Полицейский, — повторил он, — и когда он стучит в моей душе: стук-стук, дома ли госпожа совесть, — то всегда получает ответ от камердинера-ума (он стукнул себя по лбу): барыни нет дома.

— Натурально, — сказала Глафира, — твоя совесть всегда находится в отлучке.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Капитон. — Совесть самая беспокойная особа и потому Леонид погибший человек. Она всегда с ним и она замучает его и сведет с ума. Надо уметь жить, выжимать из жизни все наслаждения, как если бы она была красивой девкой.

— Тьфу!

Глафира с отвращением в лице отвернулась.

— Сознаюсь, я грешный человек — тело, а не дух, и нисколько этим не огорчаюсь, а напротив, сказать откровенно, за все блаженство неба я не отдал бы моих пирушек, жизни грешной и соблазнов земных. Эй, вы, господа духи! — воскликнул он, ударяя ногой об пол. — Где вы там? Отзовитесь!

Леонид, который до этого момента кротко разговаривал с матерью, поднялся с лицом, которое внезапно как бы озарилось светом. Все стали смотреть на него и им казалось, что из него исходит какая-то таинственная, непостижимая сила. Глядя на своего брата и стоя с неподвижностью монумента, он поднял руку кверху, и в тот же момент под полом, где стоял Капитон, раздался удар.

— Ай! — воскликнул Капитон.

Все испуганно стали перебегать на другие места.

— Да что это такое? — воскликнула Глафира, удивленно глядя на брата.

— Во как, глядите, — тихо говорил управляющий своему патрону, — все напугались, а вы все про сынка: мазурик.

Колодников поднялся и стал смотреть на сына. Последний опять стоял с глазами, устремленными в одну точку.

— Ты, шарлатан, что стоишь неподвижно, как колдун какой, и смотришь в одно место? — вскричал Колодников.

Капитон подпрыгнул, взмахнул руками и с хохотом крикнул:

— Мертвецы поднялись из могил!

Леонид повернулся к нему и голосом, полным какой-то таинственной угрозы, проговорил:

— Страшись грубым смехом твоим оскорблять таинственного и незримого обитателя комнаты этой и научись понимать, что от твоих взоров сокрыты великие тайны.

Стоя неподвижно, он продолжал смотреть в одну точку.

— Стоит, как столб и уставился страшно в одно место! — закричал фабрикант. — Что видишь ты? Дождусь ли ответа?!

Леонид тихо проговорил:

— Здесь, на фабрике, было замучено много людей.

— Ну, положим так. Так что же?

— Где они теперь?

Колодников изумленно стал смотреть на сына и вдруг злобно захохотал.

— Да ты что мутишь мою голову! Где же им быть? В могиле, конечно.

— В могиле их земные одеяния, а они сами носятся в воздухе над этим домом и между ними ваш грозный судия — Клара.

Говоря все это, Леонид, как это всем казалось, с каждым словом как бы делался все выше, в лице его все ярче вспыхивал какой-то свет, и вдруг, нервно содрогнувшись, он громко воскликнул: