Рыбка - [5]

Перед тем как жидкая грязь хлынула в легкие Артура, в темноте перед его закрытыми веками проплыла рыбка. Это был среднего размера выпотрошенный и замороженный минтай. На раздавленном боку отчетливо виднелся след ребристой подошвы – на рыбзаводе на серебристо-бурую тушку наступил неаккуратный рабочий. Слепо смотрели белые глаза, неподвижный рот был открыт. Артур вдруг понял, что он впервые видит морду минтая: в магазины города О. завозили только обезглавленные тушки, – и это почему-то напугало его больше всего. Вымороженные глаза рыбки повернулись, заглянув Артуру в самую душу, рот вытянулся в страстном поцелуе. Артур судорожно вздохнул и навсегда потерял сознание.

«Усаживайте», – шипела Люда. «Коченеет уже», – огрызался Иван Петрович, мостя чисто вымытый и переодетый в костюм труп Артура на стул. Тело, источавшее сильный запах одеколона, заваливалось на бок, никак не желая принять нужную позу. Иван Петрович отдувался и отирал пот. «Вовка, придержи!» – рявкнул он, оглядываясь, но сына за спиной не оказалось. Иван Петрович разогнулся, потирая поясницу, и выругался.

– Что ж вы при женщине ругаетесь, – осадила его Люда.

Через банкетный зал к ним спешил Вова с мотком проволоки в руках, за ним шел секретарь мэра и какие-то мужики, тащившие веревки.

– Сейчас все устроим, не волнуйтесь, – сказал секретарь и принялся распоряжаться.

Артура прикрутили к стулу, пропуская веревки под пиджаком. Один из мужиков умело прошелся пальцами по лицу Артура, придав ему строгое, но оптимистичное выражение, поправил галстук. В руку вставили стакан.

– Отлично! – воскликнул секретарь, глядя на часы. – Речь подготовили? – отрывисто спросил он у Ивана Петровича. Тот кивнул и смущенно засуетился:

– Сюда, сюда ставьте, рядом с Вовиным. Да не трясите так, опять переделывать придется!

– Бледноват, – критически заметила Людочка.

– Волнуется, – объяснил Иван Петрович, – переживает, бедняга. Стыдится прошлого. Нормально.

Отзвучала традиционная речь мэра, выступил Вова, старательно прочитав написанный секретарем текст голосом, полным горячей благодарности. Банкетный зал нетерпеливо гудел – ждали отцовского слова.

Иван Петрович встал, утирая скупую мужскую слезу, и заговорил певуче, ритмично взмахивая руками:

– Дорогие горожане! Я счастлив поздравить наших детей со вступлением во взрослую жизнь. Много предстоит испытаний, многое сделать придется, чтобы стать настоящими людьми, ответственными специалистами, заботливыми отцами и матерями. Я счастлив и горд, что мой сын оказался достойнейшим, – и не стыжусь суровых отцовских слез. Мой сын оказался лучше меня – не об этом ли я мечтал! Но сегодня все наши дети, как один, сделали уверенный шаг в светлое будущее, и никто не остался за бортом!

Раздались хлопки, и Иван Петрович поднял руку, прося тишины.

– И еще одно радостное событие произошло сегодня. Поздравим и всем вам известного Артура Юрьевича Земляникина! Лучше, как говорится, поздно, чем никогда!

Зал взорвался аплодисментами, зазвенели бокалы. Иван Петрович сел, его доброе лицо сияло. Перегнувшись через стол, он стукнул об стакан, вставленный в руку Артура, и умиленно сказал:

– Ну наконец-то выпьем с тобой по-человечески. Рад я за тебя, Артурка. Не зря за тебя душу надрывал – стал ты наконец человеком! Осторожнее, осторожнее руку жмите, – отвлекся он на налетевших поздравителей, – свалите! Людочка, придерживай!

Люда подпирала труп Артура горячим бедром, обхватывала за плечи, шептала, ласково поглаживая по голове:

– Артурчик, Артурчик, видишь, как хорошо! И зачем упрямился, мучил меня, глупый мальчик... Теперь заживем...

– Вы молодчина, дядь Артур, что решились, – вторил с другой стороны Вова, – дайте я с вами чокнусь!

Людочка ловко наклоняла голову Артура, Вова кивал в ответ и фамильярно подмигивал – мальчишку уже начало развозить. Звенело стекло, и портвейн выплескивался из неподвижного стакана прямо в тарелку с жареным в сметане минтаем – его бок уже был разворочен чьей-то вилкой.

Поднявшись на холм, Артур оглянулся. Пекло затылок, по обочинам сухо шуршала серебристо-бурая трава, но сквозь нее уже пробивались нежные зеленые ростки – их запах, терпкий и незнакомый, щекотал в носу, заставляя морщиться и улыбаться. Рыжая лента дороги тянулась к лежащему позади городу, похожему на кучку кубиков, разбросанных по прилавку «Романтика» нетерпеливым ребенком. Артур удивился тому, что когда-то ему было важно, в каком из этих кубиков жить. «Чемодан забыл», – вспомнил он и рассмеялся, догадавшись, что никакой чемодан ему больше не нужен. В последний раз взглянув на город, Артур отвернулся и, старательно обходя лужицы, зашагал туда, где надрывался невидимый в солнечных лучах жаворонок.