Рыбак - [5]

– Ты накопай таких же, сынок, – пробухтел он. – От них-то пользы всяко больше.

Да, я мало-помалу втягивался. Пусть тот первый заход и был бесплодным, даже без намека на клев, пусть я и просидел пять часов, бездумно провожая взглядом ленивое течение, сносящее приманку куда-то прочь, пусть я и запутывал леску в ветвях растущих на пригорке деревьев добрую дюжину раз, пусть и потянул шею, пока эту самую леску выпутывал, я все равно вернулся на следующий день. И на следующий после следующего – тоже. И так далее.

К участку у Спрингвэйл-Роуд я подъезжал пораньше и уходил попозже. За рыбалкой день проходил незаметно. Когда свет дня окончательно мерк, я собирал свое снаряжение и ехал, но не домой, а в город, на перекус в паб «Уголок Пита». Там я быстро снискал репутацию постоянного клиента – официантки выучили и мое имя, и мои предпочтения, наловчившись приносить мое пиво («Хайнекен» в высоком стакане) даже раньше, чем я озвучивал заказ. И даже тогда, когда пошли рабочие дни, я обнаружил, что все еще могу выкроить пару часов на рыбалку в конце дня, если мне хватает ума заранее закинуть удочку в багажник машины. Примерно в то же время, как я уже упомянул, я переключился с приманки на червя, и под моей рукой удочка вдруг стала исполнять симфонии. В реке Сварткил, как я узнал, рыбы полно – окунь обычный, окунь солнечный, малоротый окунь, язь, сом и даже судак (этот монстр сломал мне удочку, прежде чем я успел выволочь его на берег). Так как я ничего не знал о чистке и приготовлении рыбы, я выпускал всякого речного жителя, что попадался мне на крючок, но это не имело значения.

Понимаю, все это очень смахивает на какую-то вдохновляющую журнальную статейку (заголовок: «Как рыбалка спасла мне жизнь»), но не тут-то было. Еще долго после того первого дня на реке, особенно когда осенний сезон рыбалки подошел к концу, я проводил ночи, наливаясь виски. Дом пребывал в беспорядке, и самой толковой едой для меня остались ежедневные перехваты в «Уголке Пита». Сидя на диване или лежа в постели с памятью о Мэри, я чувствовал себя совершенно разбитым – каждый новый день не уставал напоминать мне о том, что время потихоньку все сильнее и сильнее разделяет нас; рыбалка – не панацея.

Сидя у реки, я не чувствовал себя лучше, но мне хотя бы не становилось хуже. Там меня посещали чувства, успевшие позабыться с той поры, как объявили страшный диагноз Мэри: радость от чистой воды и свиста лески, кратковременное удовлетворение от славного улова… но в основном – спокойствие, почти умиротворение от созерцания горных пейзажей западного Нью-Джерси и вод, не устающих убегать прочь от моего пригорка куда-то к Гудзону. В те часы на Сварткиле я словно обретал второе дыхание – трудно сказать, что было бы со мной, если бы у меня и эту отраду отняли. Может, я бы и выжил. Но рыбалка позволяла мне не напиваться вдрызг на ночь, так как после посиделок у Пита час наставал поздний, и к тому времени, как машина моя сворачивала на подъездную дорожку к дому, я чувствовал себя слишком утомленным для возлияний. И, хоть покои мои и сохранили беспорядок, я выяснил, что если хоть чуть-чуть разбирать его, то некоторые нужные вещи – например ботинки – найти становится гораздо легче, то есть на рыбалку можно собраться быстрее. А еще я стал готовить себе бутерброды с салями, сыром и майонезом – еда не ахти какая, но все получше, чем питовы пиво и чипсы (которые, впрочем, тоже никуда из моей жизни не пропали).

Словом, хоть рыбалка и не была панацеей, в целом, думаю, она спасла мне жизнь. По секрету: в течение долгого времени я всерьез полагал, что к ней меня подтолкнуло нечто свыше, если понимаете, о чем я. Только так я мог объяснить себе, как занятие, ни капельки не цеплявшее меня раньше, стало вдруг таким насущным. Поначалу я грешил на случай – мол, наверное, будучи под хмелем, посмотрел какую-нибудь программу о рыбалке, на следующее утро, как водится, забыл, а потом воспоминание само всплыло в нужный час. Однако чем больше времени проходило, тем меньше такое объяснение устраивало меня. Все выходило как-то уж слишком хорошо, подозрительно хорошо – занятие столь прочно легло на душу, что на исходе зимы второго года я изнывал от желания найти хоть что-нибудь, что заполнило бы на время то занимаемое рыбалкой свято место. Не скажу, что пробовал себя в уйме изведанных человечеством хобби. Спорт не вдохновлял меня, я был горазд пофехтовать, не более того, – все прочие его виды оставляли меня равнодушным. До возвращения на пригорок у Спрингвэйл, в шляпе и с удочкой в руках, я чувствовал себя лишенным чего-то очень важного. Общаясь с коллегами по работе, я узнал, что так случается далеко не со всеми увлеченными людьми: не все черпают из своих интересов, пусть даже и сильных, столь много умиротворения и забвения. Поверить в то, что на рыбалку я наткнулся случайно, было труднее, чем в то, что некто, знающий меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такой досуг подойдет мне на все сто, привел меня к ней.

Конечно же, я имею в виду Мэри. Через несколько месяцев после ее смерти ничего из того, о чем люди болтают на дневных ток-шоу, я не испытывал. Я не видел ее, не слышал ее голоса, не ощущал фантомных прикосновений. Она была в моих снах, но и только; я ее не