Рыба-одеяло - [61]

У проруби Дьячков опоясал меня петлей сигнального пенькового конца и навесил грузы. Я встал на ступеньки трапа, спущенного в воду с толстой кромки льда, а Вася, держа сигнальный конец, в сбитой набе­крень шапке лихо повернулся и скомандовал двум добровольцам, кото­рые стояли наготове у ручек водолазной помпы:

– Воздух!

Рабочие принялись вращать чугунные маховики, а Вася сбегал в избушку, вынес оттуда водолазный шлем со шлангом и приставил к нему ухо, чтобы послушать, поступает ли воздух. Воздух шипел, и он весело крикнул мне:

– Порядочек!

Мои уши под феской уже прихватил мороз. Но вот Вася надел шлем. Подражая заправским водолазам, он с нарочитым спокойствием повернул его на резьбе и закрепил на затылке стопорным винтом. На­конец я услышал сверху шлепок по макушке шлема, каким обычно про­вожают водолаза в воду.

Я погрузился, но сразу же проверил, правильно ли надето снаряже­ние, не проходит ли где вода. Это можно было узнать по пузырькам воз­духа. Их не было, значит, я был снаряжен хорошо. Спокойно спустился на грунт и пошел вдоль шпунтового ряда, опоясанного направляющими рамами, к месту происшествия. Видел только на расстоянии ладони жел­товатую воду перед иллюминатором. Но глаза вскоре привыкли к полу­тьме.

В грунте под шпунтом я увидел огромный ноздреватый камень – валун. Осмотрев его со всех сторон, понял, что применять здесь заряд нельзя – повредится шпунт. Нужно окопать камень вокруг и оттянуть его стальным стропом в сторону. Стал работать скобой. Затем по сиг­нальному концу потребовал прислать стальной строп: один раз дернул и потянул. Но Дьячков, видимо, забыл этот сигнал, и мне пришлось вер­нуться обратно.

Снова поднялся на лед и, не снимая водолазной рубахи, вошел в на­топленную избушку. Напомнил Дьячкову переговорную таблицу.

Вася быстро повторил забытые сигналы.

После короткого отдыха я направился к проруби. Принесли сталь­ной строп. Опять качальщики встали у помпы. Вася хотел надевать на меня шлем.

– Шлем согрет? Не обмерз?

– Порядочек!

Я не заметил, вытащил ли Дьячков его из избушки или шлем так и оставался на льду.

Огромный ноздреватый валун под шпунтом со всех сторон затянуло илом. Я наклонился к нему и вдруг услышал странный звук: у-рр-р! Не­ужели это бурлит грунт? Хотел было наклониться снова, но услышал тот же звук: у-рр-р!

И тут меня, будто плеткой, хлестнуло ледяной водой по горлу. Я замер на месте. Вода быстро помчалась за манишку, в рубашку, про­никла до самых пяток и поднялась к подбородку. Воздух поступает сверху и шипит: ши-ши-ши! А из-под шлема гремит: у-рр-р!

Это отскочил от манишки шлем!

Я схватился за пеньковый сигнальный конец, чтобы дать сигнал тревоги. Но я не дал сигнала – достаточно одного резкого движения, как шлем упадет с головы.

Чтобы меня не вытянули мертвого, надо сперва прижать шлем к манишке и завернуть на резьбу. Но самому нахлобучить его невозмож­но, потому что широкая манишка не позволяет поднять руки. Как же мне его надеть? Сейчас главное: не растеряться, подумать.

И тут я вспомнил о направляющих рамах шпунта. Шагнул и осто­рожно, чтобы не уронить шлем, встал на нижнюю раму водолазной га­лошей. Поднялся под вторую раму, уперся в нее макушкой шлема. Толк­нул его кверху, слышу: хлоп! Закрылся! Я затаил дыхание. Воды в костюме полно, а руки – как тяжелые бревна, ими не то что к шлему дотянуться и проверить, сел ли он на свое место, – впору только сиг­нальную веревку взять.

Стал поворачиваться, чтобы надеть шлем на резьбу. Вспоминаю, в какую сторону он надевается. Упираюсь им в направляющую раму, го­лову держу неподвижно и повертываюсь всем корпусом. Слышу – воздух стал расширяться, урчание прекратилось: значит, попал в резьбу. А на всю или нет – не знаю. Дай-ка проверю! Тихонько, одной ногой, спу­стился с направляющей рамы. Подождал – шлем не соскакивает. Встал обеими ногами на грунт: держит резьба! Вот теперь можно сообщить и наверх. Дернул один раз за сигнальный конец: «Выбирай!»

Не отвечает Дьячков. Слишком много конца мне потравил. Держусь рукой за шпунт, другой слабину выбираю. Выбрал сигнал втугую и сно­ва дернул один раз. Понял Дьячков, потянул за сигнал. Но от шпунта не отхожу, руками за него хватаюсь и двигаюсь понемножку вперед. Всплыть некуда: надо мной ледяной потолок. Так и прошел все два­дцать метров по грунту, в костюме, наполненном водой, с не завернутым на стопор шлемом.

Гляжу, шпунт кончается. Прошел еще немножко, встал, как у нас говорят, на панер, то есть там, где трап прямо над головой, и дал сиг­нал: «Выхожу!»

Вода в костюме плещется вокруг горла, и, чтобы не захлебнуться, поднимаю голову.

Вытащили на трап. Не помню уже, как встал на первую ступеньку. Водолаз в снаряжении наверху всегда тяжелее, чем под водой, а тут я вышел грузнее чугунной статуи. Гнутся ступеньки, будто у меня на каж­дом плече по два человека сидит. Привалился я грудью к ледяной кром­ке проруби, и шлем, как отсеченная голова, сразу упал на лед, прямо под ноги Васе Дьячкову. А из костюма вода хлынула и помчалась к по­рогу избушки.

Вася Дьячков торопливо развязывает подхвостник, чтобы снять с меня грузы, и в глаза не смотрит. Он уже понял, что надел замерзший шлем на меня. А стопор из-за обледеневшей резьбы не попал в отверстие на затылке. Вот почему я чуть было не погиб.