Рыба, кровь, кости - [4]

Она умерла рано утром двадцать первого апреля, спустя несколько часов после того, как ее доставили в неотложку. Маленькая девочка. Восемнадцати лет от роду, примерно моего роста, тщедушная: этот цветок совсем не баловали еженедельными подкармливаниями и удобрениями. Салли получила множественные ножевые ранения в бок, рука, в том месте, куда попали удары дубинки, метившей в лицо, была сломана, также было сломано несколько ребер. Еще ей проломили череп, а ладонь левой руки, той, что не пыталась защитить лицо, была пронзена насквозь. Сказали, что она держалась за розу. Как жаль, что Салли умерла прежде, чем та расцвела. Моя подруга обещала, что цветы будут пахнуть гвоздикой.

— Я должна была остановить их, — сказала я следователю.

Он покачал головой:

— Ее ударили ножом раньше, чем она добралась до ворот. Мы обнаружили следы крови, начинающиеся за углом и размазанные по машинам, на которые она натыкалась. Ножевых ранений уже хватило бы, чтобы ее убить, не говоря уже о тех ударах, которыми ее прикончили.

— Я должна была поехать с ней.

— Да нет, вообще удивительно, что она прожила так долго.

Меня это совсем не удивляло. Салли была тоненькой, но крепкой, как сорные травы.

Когда судмедэксперты закончили в тот день свою работу, место преступления окатили водой из шланга. Кровь едва ли служила хорошей рекламой нашему району: улицу, по утверждению муниципалитета, привели в порядок, хотя это вранье. Полицейская уборка тоже никуда не годилась. Осталось бледно-красное пятно, как опавший лепесток, нарисованный акварелью. Рядом валялась скомканная латексная перчатка, забытая полицейскими, — большой палец торчал из-под пустой пачки сигарет, так что сперва я приняла его за использованный презерватив. У нас их здесь множество разбросано по кустам. До сих пор не выходит из головы этот коллаж — пятно крови и латекс. Семнадцать ударов ножом рядом с иной формой проникновения.

Когда следователь спросил, может ли нападение на Салли оказаться ограблением, вышедшим из-под контроля, я тут же поняла, куда он клонит. Они полагали, что этих мужчин могли «привести к насилию», будто насилие — это место, куда быстрее добираться на машине. Но я-то знала, как преподнести умышленное убийство правильными словами, с которыми можно выступить в суде. По правде сказать, я не во всем уверена. Они услышали мой крик, заколебались, а потом продолжили бить девушку? Не важно. Сейчас я не хочу правосудия или покаяния в грехах, я хочу мести. Мне нужен человек, которого можно обвинить в том, что с нами случилось.

— Судя по вашему рассказу, на случайное убийство это не похоже, — сказала женщина-следователь перед уходом, пытаясь утешить меня.

Случайность — вот чего мы хотим избежать любой ценой. Случайное убийство может произойти с каждым.

2

В ночь убийства Салли один из копов взломал для меня ворота; он воспользовался каким-то приспособлением и открыл замок легким движением руки. Рассел тут же бросился к моим ногам и принялся гоняться за своим несуществующим хвостом, свирепо рыча и исподтишка наблюдая, смеемся ли мы.

— Это его обычный номер, — сказала я.

— Замечательные собаки, джек-рассел-терьеры. Ну, вы уверены, что с вами все будет в порядке? Я знаю, вы привыкли видеть трупы, но друг — совсем другое дело.

— Я справлюсь.

Полицейский, не обращая больше внимания на шаманский танец пса, смотрел на сад, протянувшийся вдаль, как обещание.

— Все это ваше? — спросил он, и в его голосе прозвучала нотка завистливого восхищения.

В лунном свете и дом, и сад наполнились неким магическим обаянием, скрывшим гнилую труху, сырость на стенах и признаки упадка.

— Не то чтобы мое, — ответила я. — Доверительная собственность.

Мой верный дом.

— Все равно неплохо, — отозвался он, окинув взглядом гигантский тис и старую скамейку под перголой, а затем меня: соответствует ли моя маленькая фигурка этому величию. — Ладно, кто-нибудь из уголовного розыска придет завтра и снимет у вас показания.

Помощи он больше не предложил. Женщина моего возраста, живущая в таком месте, уже получила все, чего заслуживала.

Я заперла ворота и отнесла в дом фотографическое оборудование. Теперь мое тело словно налилось свинцом, я едва нашла в себе силы снять одежду, прежде чем забраться в спальный мешок на полосатом шелковом диване. Рассел проворно запрыгнул ко мне, повернулся кругом ровно три раза и свернулся в похожий на пятнистую камберлендскую колбаску аккуратный клубочек, крепко прижав нос к яичкам, чтобы защитить их от нападений невидимых, но всегда ожидаемых врагов. Я взяла его из собачьего приюта в Баттерси в 1984 году. Это был мой первый год в Лондоне, вскоре после смерти брата. Все остальные брошенные собаки жалобно скулили и тыкались влажными тоскливыми носами в решетку, отчаянно желая очаровать, а Рассел просто сел на лапы, и взгляд его умных темных глаз говорил: «Мы одинаковы: маленькие, смуглые и жилистые. Я могу жить где угодно, есть что угодно — или вообще ничего. Мы созданы друг для друга». Я ничего не знала о собаках, и когда заведующий приютом пробормотал «джек-рассел», я решила, что так и зовут моего нового питомца. Имя Джек вызывало у меня дурные ассоциации, поэтому я позвала его просто «Рассел», и он проворно засеменил ко мне, словно все время знал, что у нас с ним назначена важная встреча. Он всегда производил впечатление маленького пса с большими амбициями.