Ряска Правды - [43]

— О чем думаешь?

Я не знаю, что сподвигло меня ответить. Наверное, стоило презрительно скривить губы и послать жалкого смертного ко всем демонам озер и рек — но уголки моих губ чуть дернулись, и я поделилась маленькой тайной.

— У нас на болоте была одна… Кикимора, — почему-то мне вновь стало неудобно называть Румяну по имени. — Эмм… Ну, не совсем кикимора. Просто жительница болота, — Редж приподнял брови, заинтригованный моим мямляньем. — Короче, — заново начала я. — На болоте было существо, которое знало очень много всяких историй. Она не спала зимой, как и я, поэтому мы с ней очень часто и подолгу болтали. Я понятия не имею, откуда она брала все эти сказки, рассказы, но она потрясающе рассказывала их. Она могла рассказывать их часами, но только обязательно шепотом.

— Хммм… — подмигнул Редж. — Неужели в них было что-то… Неприличное?

— Ну, почти, — облизнула я губы. — В них были люди.

— Это было неожиданно, — признался Реджинальд. — Почему?

— Ну, у нас мало историй с людьми. Ивайло, наш… Наш водяной очень не любил эти истории, не знаю, почему.

Воцарилось молчание — кажется, Редж обдумывал сказанное мной, а в моей голове эхом звучали слова Румяны. Слова уже немного поистерлись в памяти, ведь истории нужно повторять, как и все хорошее. С другой стороны, самому себе рассказывать неинтересно. Истории требуют слушателей — им нужно, жизненно необходимо открываться все новым и новым людям.

— Расскажешь? — вдруг попросил Реджинальд.

Я чуть улыбнулась себе — а вот и слушатель.

Рассказывать я начала не сразу. Нужно было подождать, пока не установиться тишина, которая требуется именно для таких историй. Нужно было подобраться нужные слова. Наконец — вспомнить историю такой, какой мне её рассказывала Румяна и понять, какой сделаю её я. Ведь истории — они рассказываются не сами по себе, они зависят от рассказчика.

Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, я неспешно начала, выплетая из памяти чудные и странные слова, которые мне особо нравилось использовать в речи.

— Эта легенда была рассказана давным-давно, в старой, пропахшей элем таверне, человеком, который обладал удивительным даром разбирать морозную вязь на стекле и складывать её в слова, а слова — в истории. В тот вечер камин уже почти остыл, и только тлеющая трубка освещала испещренное морщинами лицо. Пуская колечки седого дыма, похожего на зябкий осенний туман, он хриплым голосом начал рассказывать одну из тех удивительных историй, что шепотом поведала ему сама зима.

На болоте зимой зябко. Все погружаются в глубокий сон до весны. Прикинувшись трухлявым пеньком, успокаивает свой бурный нрав леший. Притворившись корягой, храпит водяной, спокойствие которого охраняет его верный сом. Спят кикиморы, болотнянки, анчутки, духи лесов и болот, даже само Лихо тихо грёзит под сугробами, прикрыв свой единственный глаз.

Лишь зимой могут смертные беспрепятственно входить в лес… И, что немаловажно, выбраться из него. Только вот туго придётся тому, кто наткнется на спящих существ, потревожит их неясную дрёму. Раз — и поминай как звали.

На том болоте, о котором пойдёт речь в этой истории, зимой всегда было очень спокойно. Оно лежало далеко на севере, в окружении дремучих лесов, и туда мало кто отваживался наведываться.

Только вот за несколько лет до этого люди добрались и сюда. Недалеко от болот, там, где кончался лес и начинались широкие поля, люди построили деревню. Чуть проплыть вниз по вялому течению заросшей речи — и ветер донесет их крики и смех.

В тот год зима выдалась морозной. Холод впился в оставшиеся золотые листья, сделав их как будто хрустальными. Тронешь — рассыплются алмазной крошкой.

Как огромный паук, он выплел свою блестящую паутину. Черные ягоды как будто зоркие темные глазки следили из-под снега за падающими с седых небес снежинками.

Чем холоднее зима — тем она красивее. Как будто, совершив свои титанические труды, стужа не хочет, чтобы их разрушила минутная капель, и цепляется за дела рук своих как можно крепче.

Не боится мороза лишь Хозяйка Болот. Когда все погружается в сон, она — единственная защита трясины. Она лежит на дне, сложив руки на груди, похожая на белоснежное изваяние, какими люди украшают свои гробницы, и чутко слушает, запоминает. Ничто не ускользнет от неё, будь то клюющая мерзлые ягоды птица, или нога человека, опрометчиво вступившая на снег.

За лето до этого только-только умерла старая Хозяйка, устав от вечного бодрствования, и её место заняла одна из юных болотнянок. У неё были густые волосы цвета сырой земли, бледная кожа, и глаза оттенка осенних листьев.

Ещё едва выпал снег, а новую Хозяйку уже одолевала скука. Часами сидела она, одетая лишь в тонкое белое платье, услужливо сплетенное ей морозом, рядом с прорубью, любуясь на мертвую красоту зимнего мира, ранее неведомого ей. Единственными друзьями её были маленькие птички, которые прилетали поклевать морошку. Девушка сначала только улыбалась, гладила их по темным перышкам, а потом начала сама находить ягоды и с руки кормить ими своих маленьких гостей.

Так шли дни — и вот, в один особенно морозный полдень, когда даже птицы попрятались по теплым дуплам, Хозяйка вот так же сидела, свесив ноги в прорубь. Она томилась в ожидании весны, но до тепла было ещё далеко.