Рядовой Матрена - [4]

Эти усы послужили поводом для прозвища, которое дали старшине в первый день знакомства: Дяденька из книжки. Знакомство состоялось в Ярославле. Здесь в нашу сибирскую бригаду влились остатки дивизии, отведенной с фронта для переформирования. Старшина был из ее состава. По возрасту он годился всем нам в отцы, однако это не удержало Костю Сизых от глупой шутки:

— Дяденька, вы из какой книжки?

Старшина отозвался с готовностью:

— Из тоненькой, с крупным шрифтом и с картинками— такую вполне осилишь.

Отступать было поздно, Костя поспешил объяснить:

— Во всех военных книжках старшины обязательно при усах, вот и я…

— Моему старшинскому званию, милок, три месяца счету, а усам — два десятка лет. У нас на Украине каждый второй при усах.

— А чего ж вы по-своему не гутарите?

— А русским на Украине разве заказано жить?…

Мы сразу прониклись к нему уважением, тем не менее «Дяденька из книжки» за ним осталось.

Сейчас я следил за движением усов, ждал, когда от бессловесной беседы с самим собой старшина перейдет к разговору с нами. Наконец, он опустил бинокль.

— Рискнем!

Договорились так: сначала на лед выходит первое отделение во главе со старшиной, идет примерно до середины озера, и, если все будет нормально, вывожу своих людей я; следом с таким же интервалом двинется третье отделение.

В таком порядке и отправились. Первое отделение спокойно пересекло озеро и скрылось в прибрежном лесу, мы спокойно достигли середины, третье отделение спокойно выкатилось позади нас на лед.

Я иду в своем отделении замыкающим. Поглядываю по сторонам, время от времени покрикиваю для порядка:

— Не растягиваться!

Все спокойно, все хорошо.

Внезапно слуха достигает далекий свист. Он доносится из леса, где скрылось первое отделение.

Всматриваюсь — вижу старшину: показавшись на опушке, тот вздевает на лыжную палку ушанку, размахивает ею, что есть силы. Все это по-прежнему сопровождается пронзительным свистом.

До сознания доходит: «воздух»!

И точно: позади, над лесом, идут на бреющем два вражеских штурмовика. Идут вдоль берега, оставшегося за спиной.

Заметили нас или нет?

— Ложись! Лыжи, палки — в снег! Не двигаться!

Ребята за считанные секунды выполняют команду. Все, как надо. Если до этой минуты наша группа не успела привлечь внимания вражеских летчиков, теперь им нас не углядеть.

Но что это за пятно, грязное, почти черное пятно, резко, невообразимо резко прущее в глаза на первозданном карельском снегу!

— Кто там рррядом с Матррреной?! — рычу. — Закидать снегом!

Поздно: один из штурмовиков уже меняет курс — ложится на левое крыло, закладывает крутой вираж. Красиво так, можно сказать, изящно закладывает вираж — разворачивается к нам бульдожьим рылом.

Разворачивается, готовясь пикировать.

И вот уже безудержно несется, широко расставив лапы-лыжи, с гигантской горы — с холодно-серого полога неба.

Сейчас ударит из пулемета, иссечет очередью.

Ударил!

Рев мотора заглушает выстрелы, но штурмовик бьет трассирующими, и я вижу, как в полусотне метров от нас пули выныривают из снега, срикошетив глубоко под ним о ледяной панцирь озера. Выныривают строчкой огненных язычков.

Смертоносные язычки неотвратимо и стремительно приближаются к нам.

Тут что-то непонятное начинает вытворять Костя Сизых: вскочив, сдергивает перчатки, принимается неистово размахивать — вроде как приветствует пикирующего «бульдога».

Ловлю все это боковым зрением, не в силах оторваться от огненной строчки.

Не сразу осознаю: язычков больше нет, строчка оборвалась на «полуслове»!

«Бульдог» с оглушающим рыком проносится над нами, едва не задев лапами Костю, набирает высоту.

Неужто уйдет? Неужто оправдала себя Костина хитрость и враг обманулся — принял нас за своих?

Впрочем, на маскировочных костюмах не обозначено же, что мы бойцы Советской Армии, а наши краснозвездные шапки закрыты капюшонами.

Но почему тогда сразу не пришла ему мысль, что это свои, почему решил атаковать? Или, зная о существовании у себя в тылу нашей бригады, задался целью проверить, попугав пулеметом? Возможно, потому и открыл огонь с таким упреждением — за добрых полета метров?..

Вихревая круговерть проносится в голове за те секунды, пока самолет выходит из пике.

Вышел! Как раз над той опушкой, откуда просигналил старшина. Вышел, но чего ждать от него дальше? Повернет обратно, сделает повторный заход или нет?

Вскакиваю, сдергиваю, подобно Косте, перчатки, начинаю с тем же неистовством махать вслед «бульдогу». И кричу ребятам:

— Давай все!.. Ну же!..

Повернет или не повернет?

Нет, набрав над лесом высоту, штурмовик устремляется, покачав нам крыльями, вдогонку за напарником. Выходит, сработала-таки Костина смекалка!

…Старшина встретил нас у кромки леса, оглядел мельком, молча и нетерпеливо махнул рукой: давайте в глубину! Сам остался на опушке, напряженно вглядываясь в противоположный берег озера. Я оглянулся тоже: третье отделение, вернувшись с полпути, втягивалось в лес. Значит, решили пойти берегом, в обход. И правильно: никто не может гарантировать, что самолеты не вернутся.

Теперь, когда опасность окончательно миновала, я обрел способность видеть окружающее. Бросилось в глаза, что Иван Авксентьевич — так звали старшину — стоит с непокрытой головой: капюшон откинут, шапка в руке. Видно, с той минуты, как сигналил нам.