Рядом с зоопарком - [16]

— Однажды она мне сказала, что полюбила тебя сразу и навсегда.

— Это правда?

— Правда, — твердо ответил я, хотя слезы душили меня.

Уставшие от многих бессонных ночей, измученные жестокими пытками, мои боевые товарищи уснули. Я же не спал, думая над тем, как бы перехитрить коварного генерала.

Вдруг я услышал артиллерийские залпы. Я разбудил товарищей. Не показалось ли? Не галлюцинации ли? «Нет, — сказали они, — наши наступают». Но успеют ли они освободить нас? Уже слышатся шаги палача, бряцание ключей. За нами идут. Заржавленный замок долго не открывается. Отлично, нам бы только оттянуть время. Обидно умирать, когда победа совсем рядом. Выстрелы звучат все громче и громче. И вдруг: ба-ба-бах — снаряд попал прямо в дом, в погребе которого мы сидим. Оглушенные, засыпанные землей, мы некоторое время лежим, пока не приходим в себя. Потом вскакиваем, выбираемся из ямы. Кругом убитые и раненые вражеские солдаты. Выхватываю у одного саблю, рублю направо и налево. Прямо на меня мчит очумелая от дыма и крови лошадь, хватаю ее за узду, ловко впаиваюсь в казацкое седло, врезаюсь в самую гущу врагов — ну, держись, Гнилозуб, достану и тебя!..»

— Стойте, парни! — Витек поднял руку, и мы остановились. — Кажись, не туда едем.

Мы достали карту, долго изучали ее, крутили компас, наконец решили свернуть немного вправо. И хорошо сделали, потому что вскоре увидели одинокое дерево с дуплом. Сухое и разбитое молнией. Кора с дерева давно слезла, гладкие, словно полированные, уродливо изогнутые сучья торчали в небо. Наверное, дерево стояло здесь тысячу лет, с тех времен, когда на этом месте шумел могучий лес.

Витек сунул руку в дупло, пошарил в нем и вытащил неизвестно откуда взявшуюся там рваную галошу, потом дверную ручку и наконец то, что искал, — сложенную вчетверо бумагу, в которой было точно изложено, что нам следует делать дальше.

— Ну, как? — спросил я у Генки. — Интересно, правда? Теперь мы каждый день можем приходить в Березовку, и каждый день будет что-нибудь такое же интересное. Завтра придем?

Воспользовавшись остановкой, Генка подкармливал Селиваниху горбушкой черного хлеба.

— Завтра не знаю. Завтра я обещал Кроту.

— Зря ты. Завтра тебя Алексей Петрович командиром назначит.

— А мне до лампочки — командиром, — огрызнулся Генка. — Кем командовать? Вот этими? Малявочником?

Но я-то знал, почему он был в тот день такой хмурый — обиделся, что не его назначили командиром сегодня.

Строго выверив угол по азимуту, мы нацелились на узкую полоску леса, видневшуюся вдали. Где-то там начиналась линия фронта, невзаправдашняя, но, подъезжая к ней, я волновался, будто на самом деле в этих кустиках скрывался враг. Как и было нарисовано в нашем плане, полоска леса делилась на два вытянутых островка с расстоянием между ними метров сто — не больше. Ну и пришлось мне и Витьку попотеть на этой стометровке. Здесь на нашей самодельной карте были нарисованы квадратики, а внутри их кружочки, и означали они не что иное, как минное поле.

— Минер, ко мне! — скомандовал Витек.

И мы, то есть я и Витек, оставив лошадей на попечение товарищей, ползли по полю, тыча впереди себя железными прутьями.

Мягкая болотистая земля продавливалась под нашими локтями и коленками, сверху выступала вода. Мы продвинулись всего на несколько метров, но рубахи и брюки, отяжелевшие от болотистой жижи, прилипли к телу. Поначалу это было приятно: не так жарко. Потом стало тяжело. Я перевернулся на спину, раскинул руки, решив отдохнуть, но тут же услышал:

— Ну, ты как на пляже!

Мы проползли уже больше половины пути, но мина пока не попадалась, зато я прямо-таки воткнулся головой в куст голубых с белым налетом ягод. Они сами просились в рот.

— Что это? — спросил я у Витька.

— Голубицы никогда не видел? — он зацепил целую горсть и отправил в рот. Я последовал его примеру.

Мы объели кустик, я приступил к другому, но Витек стукнул меня по руке.

— Ты не по ягоды сюда пришел, понял?

Мы ползли дальше, приминая животами ягодные кусты, смешивая с грязью голубичный сок. Меня все больше и больше злил Витек. Почему, с какой это стати мы ползаем с ним локоть к локтю, как самые лучшие боевые товарищи? Нет, на его месте должен быть Генка, Геннадий Иванович, красный командир.

До конца поля оставались считанные метры, когда мой штырь наткнулся на что-то твердое. Мы осторожно разгребли землю и достали большую жестяную банку из-под селедки. На ней красной краской было написано: «Мина противотанковая».

— Ура, мина!!! — закричали мы и давай плясать, ну, прямо как дикари, вокруг консервной банки.

Но вдруг что-то совсем рядом как затрещит. «Пулемет», — догадались мы и плюхнулись на землю.

— Ну и дураки! — ругнулся Витек. — На войне бы нас в один момент укокошили.

Мы быстро доползли до деревьев. Как и было условлено, Витек трижды крикнул филином — и тогда ребята, сев на своих лошадей и взяв под уздцы наших, проскакали по обезвреженной от мин полоске. Теперь нам предстояло выполнить самую ответственную часть операции: взять «языка». Где-то здесь прятался «враг». Важно было увидеть его первым, застать врасплох, но мы уже обнаружили себя — наверняка за нами наблюдают. И действительно, только мы вышли на небольшую, заросшую пахучими белыми цветами полянку, как на весь лес затрещало: «тра-та-та-та-та». За огромным корневищем вывороченного грозой дерева сидели Вадик и Коля, вовсю накручивая трещотку. Мы бросились на них. Коля сразу поднял руки вверх и сказал: «Гитлер капут». Мы его, не церемонясь, связали. С Вадиком же пришлось повозиться. Я покатился ему под ноги. Витек насел сзади, но Вадик успел лягнуть меня под дых, поэтому я лежал и корчился от боли. Резко нагнувшись вперед и упав на колени, он сбросил на землю Витька, но тут двое «наших» крепко схватили его за руки, все выше и выше заламывая их.