«Рядом с троном – рядом со смертью» - [15]

Видя моё замешательство, бывший страж границы, усмехнувшись, растолковал, мол, то потомки дружинников князей смоленских, брянских да полоцких, живут крестьянским трудом, но в шляхетстве, хоть и без герба, и на рать, ежели позовут, ходят. Тем временем, прекратив распускать друг перед другом перья, договаривающиеся стороны перешли к обсуждению предстоящего лечения. Главарь литовской аристократической ватаги начал выяснять стоимость врачевания и перспективы больного.

– Ежели к утру Богу душу не отдаст, то и ладно. Даст Господь – и на ноги встанет, – взбодрил их вернувшийся дядька Ждан.

– Пенянзов [34], пенянзов-то сколько в оплату потребно будет? – настаивал прижимистый голова панцирных.

– Выживет – отслужит! – прекратил я наметившуюся торговлю. – Не выживет – чур, не жаловаться, да и сейчас худо ему станет, голосить начнёт.

Осмотр при свете лучины – дело экстремальное. Но на счастье парня, перелом был хоть и открытый, но не очень тяжёлый. Собственно, косой перелом голени способен вылечить любой маломальски грамотный хирург. Но где его взять? Молодой врач Скопин и в позапрошлой жизни опытным не считался. Поэтому я взял на себя руководство, резал Ждан, а крутил кость Афанасий, которому, похоже, и это оказалось не в диковинку. По завершении медицинской пытки, когда раненый уже не мог кричать, ногу ему закрепили в деревянной бинтованной шине.

Место операции оказалось окружено любопытствующими ратниками, проходя к спальному месту, я слышал их пересуды. Причём уже в третьем пересказе повествование очень далеко удалилось от реальности. Устраиваясь на грубом войлоке, лекарь-недоучка засыпал под разговор караульных.

– Княжонок-то углицкий, слышь, сам третей ходил взятого языка умучивать. Злые муки ему измыслил, видом отрок, а нравом что зверь лютый.

– Ишшо люд сказывал, в изумление приходит да крови христианской алчет! – В разговор вступил кто-то дальний, невидимый.

– Ничего дивного, норов-то яровитый [35] родителя его нам памятен, – под эту рекламу открытых демонстраций врачебного искусства ко мне пришёл сон.

Глава 11

Вроде глаза только закрылись, а мир вокруг тут же взорвался. Такое было стойкое убеждение при внезапном пробуждении. Вокруг раздавался грохот, периметр лагеря окружали вспышки выстрелов. От этой какофонии и в ожидании неизбежной ночной резни хотелось превратиться в мышь и уйти от опасности подземными лазами.

– Суетие-то не твори, род не срами, – крепко взяв за шкирку, остановил моё бегство потомственный воин Афанасий сын Петров. – Сторожам татаровя пригрезились, вот и тратят зелье [36] да свинец на пустое дело.

К пальбе присоединился расположившийся неподалёку гуляй-город, подвижная русская крепость, затем в общую канонаду влился рокот пушек с крайнего правого и левого флангов.

– То наряды [37] Новодевичьего да Симонова монастырей палят, – определил источник грохота неустрашимый ветеран. – Нашито пушкари заспали, голова тутошнего полкового наряда Фёдор Елизарев сын Елчанинов в забавлении пребывает, не то, что на монастырях головы [38], те порасторопней.

Опровергая его речи, сотрясая землю, рыкнули пищали нашего обоза. Весь войсковой стан опутал кислый пороховой дым, но огонь из всех стволов не прекращался.

– У страха зеницы вельми велики. – Бакшеев, похоже, как старый прапорщик, мог придраться ко всему. – Ишь как споро палят, в аер небесный [39] царёву казну мечут.

– А почто воевода ертоульного [40] полка князь Бористо коснит [41], – в темени и дыму по звукам угадывал течение сражения сын боярский.

Заслышав с поля брани лихой посвист, старый боец, проживший жизнь в боях, воспрянул:

– То наши, рязанские охочие людишки на сходное дело пошли, а головой у них, как пить дать, князь Семён Гагин, ужо он бесерменам задаст!

Чуть рассвело, как все бросились к лошадям, но сигнала к выходу не было, пальба полностью прекратилась. Скучившийся около меня народ воспрял духом и рвался в дело. У ограждения показался посыльный к воеводам, ратники забросали его вопросами. Послушав ответы гонца, Бакшеев, уже ставший за ночь для меня непререкаемым военным авторитетом, осенил себя крестом:

– Явил Господь-чудотворец милость, вселил страх в душу КазыКирея окаянного, бегут поганые прочь с Руси!

На ум пришла читанная в детстве историческая беллетристика.

– Может, заманивают татары, ловушку готовят?

– Нет, не засада то, сеунч сказывал, в становище крымском лошади раненые бьются, жилы им юртовщики [42] взрезали, по крайней нужде степняки такое творят.

Прискакавший воеводский служка затребовал меня к боярам. Те уже собирались в походной церкви на благодарственный молебен. В голове пискнул тревожный зуммер: как татары убежали, так могут и вернуться, а тут уже победу празднуют. Идея преследования отступающего противника у командующих войсками поддержки не нашла. Волей-неволей опять пришлось ссылаться на горние силы и сообщать, что ангелы небесные никак не оставят без поддержки христолюбивое воинство. Даже такие необоримые аргументы особо настроя отцов-командиров не изменили. Они ссылались на усталость людей, на отсутствие царского наказа да на то, что за грехи их тяжкие Господь может милостей своих лишить.