Рябь - [35]

Ничем. Хочешь посмотреть фильм у меня дома?

Мне только и нужно его приглашение. Я отправлю ответ: Буду через двадцать минут.

Затем бегу в ванную, чтобы проверить свои волосы, хотя это глупо, поскольку будучи сиреной я всегда безупречно красива, хочу того или нет. Я все равно провожу по ним расческой и чищу зубы. Когда я заканчиваю с этим, то бросаю последний взгляд в зеркало и выключаю свет, направляясь к Коулу домой.

Пятнадцать минут спустя, я сижу на кожаном диване в комнате-кинотеатре у него дома, удивляясь, почему он приглашал меня посмотреть фильм в кино, в то время как у него есть такая удивительная установка прямо здесь. Коул стоит возле небольшой машины для попкорна, наполняя бумажный пакет. На экране начинаются анонсы, когда он подходит ко мне, зажав под мышкой две Колы и с пакетом попкорна в руке.

Он протягивает мне попкорн и воду, затем стягивает плед со спинки дивана и садится. Пледом он укрывает наши ноги. Единственный свет в комнате исходит от экрана и тусклого светильника в задней части комнаты. Хотелось бы мне остаться здесь навсегда, в этом уединенном рае, только Коул и я, без осложнений. Без воды.

Коул подвигается ближе, пока наши тела не соприкасаются. Я наклоняюсь к нему, мне тепло и уютно под одеялом.

– Ты в порядке?

Я поднимаю бровь и одариваю его колким взглядом.

– Ты спрашиваешь меня об этом, по меньшей мере, один раз в день.

Он съеживается.

– Часто, да?

– Да. Зачем?

На какое-то мгновение он отводит взгляд в сторону, прикусывая губу.

– Возможно, я чувствую себя виновным, что не заговорил с тобой раньше.

Я наклоняю голову к нему.

– Что изменилось в этом году? Почему именно сейчас?

Он тянется за своей Колой и делает несколько медленных глотков. Вытерев губы, он говорит:

– Не знаю. Я вошел в класс английского в тот первый день занятий и увидел, как ты положила голову на стол. Твои глаза были закрыты, и ты выглядела так... безмятежно. Конечно, в ту же секунду ты открыла глаза и холодно посмотрела на меня...

Я усмехаюсь и ударяю его по руке. Он улыбается, но затем его лицо принимает серьезное выражение, и я понимаю, что он не шутит.

– Слушай, ты выглядишь немного пугающе.

Я фыркаю.

– Только не нужно врать. Ты бы не испугался. Особенно девчонки.

– Даже слепому видно, что ты огородилась стеной большей, чем в Китае. Ты своего рода... неприступна. Ты даже не даешь шанса встретиться с тобой взглядом и улыбнуться, поскольку постоянно смотришь в землю. И складывается такое ощущение, что осмелившийся заговорить с тобой, рискует сгореть в огне.

Я моргаю. Думаю, я никогда не осознавала, насколько эффективно мне удавалось держать людей на расстоянии вытянутой руки.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и мы оказываемся как близко, что наши носы в нескольких сантиметрах друг от друга. Его голос понижает.

– Но, думаю, ты стоишь риска.

Он медленно наклоняется, и я закрываю глаза. На этот раз поцелуй – не просто прикосновение его губ к моим, а намного больше. Его пальцы находят мою шею, и он притягивает меня к себе. Его поцелуй углубляется, и у меня перехватывает дыхание.

Мгновение спустя он отстраняется, но мне тут же хочется вернуть его назад. Я обхватываю его лицо ладонями и притягиваю к себе. Я отклоняюсь и прижимаюсь к нему. Этот поцелуй вовсе не похож на те нежные невинные поцелуи, что были раньше. Этот поцелуй грубый и голодный, и я не могу им насытиться. Я хочу этого. Я нуждаюсь в этом. После двух лет одиночества необходимость чувствовать выходит из-под контроля.

Я кусаю его нижнюю губу и притягиваю к себе еще ближе, настолько близко, насколько это вообще возможно, и целую его сильнее, быстрее, дольше, пока мои легкие не начинают гореть. Даже сильнее, чем когда я была под водой в течение пятнадцати минут. Мои руки путешествуют по его спине. Мои пальцы находят его волосы и запутываются в кудрях. Мне хочется обо всем забыть. Я просто хочу быть с ним, прогнать одиночество.

Он немного отстраняется, задыхаясь, его грудь вздымается. В его широко раскрытых глазах отражается вспышка света от большого экрана.

– Ничего себе, я... Я не думал... не ожидал... – он делает паузу, чтобы собраться с мыслями. – Ты провела так много времени, отталкивая меня, а сейчас... – он снова останавливается, борясь с тем, что хочет сказать, когда поднимает руку и смотрит на наши переплетенные пальцы.

– Что?

Он закусывает нижнюю губу, а затем смотрит мне прямо в глаза.

– Просто ты действительно мне очень нравишься.

Почему он выглядит таким смущенным?

– И?

Он вздыхает и проводит рукой по своим темным кудрям, приводя их в беспорядок. Я пытаюсь удержать свои руки на коленях, вместо того, чтобы дотянуться и еще больше взлохматить их.

Я люблю, когда его волосы растрепаны. Он всегда наносит на них гель, когда выходит в люди.

Словно услышав мои мысли, он продолжает:

– Ты же знаешь, каким я был с девушками. Когда Стивен был жив. Но я больше не такой, – он делает паузу, проводя своим языком по зубам в глубокой задумчивости. – Ты не единственная, кто изменился, когда он умер.

Я смотрю вниз, внезапно мне становиться стыдно за то, какой отчаянной я, должно быть, выглядела, за то, что так набросилась на него. Коул заключает меня в объятия.