Рваный край - [7]

Теперь Мэтью знал, почему он освобождал осла. Потому что не верил, что кто-нибудь, кроме него, выжил на острове. Он, конечно, продолжит поиски, но не найдет никого. Уничтожение полное.

На краю поля зрения что-то двинулось, и он быстро повернул голову. Не только он и осел. Могло выжить много мелких животных. Большая крыса остановилась, потом продолжала пробираться через груду обломков. Мэтью подобрал камень и бросил. Камень не долетел, крыса снова остановилась и села. Он почувствовал в этом вызов, подобрал еще несколько камней и направился к крысе. Та исчезла под грудой дерева и штукатурки.

С нового пункта ему стало видно еще кое-что. Она сидела как крыса, и смотрела на него, но вызывала не гнев, а ужас и тошноту – голова старика. Глаза и рот раскрыты, застыли в крике агонии. Под головой балка, вся в засохшей крови. Мэтью наклонился, его вырвало. Звук рвоты разорвал тишину. Потом Мэтью ушел, стараясь не смотреть в ту сторону.

Дальше он мог лишь догадываться о продолжении дороги. Она терялась в руинах. Стекло, ткань, металл – игрушечный автомобиль, подставка для шляп, викторианский семейный портрет, расколотое пианино. Разбитые бутылки и сильный знакомый запах. Здесь, на углу, был трактирчик. Мэтью чуть не наткнулся на угол картонного ящика, испускавшего запах виски. Ящик был расколот, а бутылки разбиты. Все разбиты. Жаль. Кратковременное опьянение, он чувствовал, было бы предпочтительней трезвости мира, в котором он оказался.

Время от времени он останавливался и звал, и голос его глухо возвращался назад. Стена Воксбеле была разрушена, старый монастырь серой грудой виднелся вдалеке. Мэтью перебрался через щель, потом миновал сброшенную ограду и направился по вспаханному летному полю к аэропорту.

Поле наклонилось, а посадочная полоса вдобавок еще изогнулась и была разорвана глубокими трещинами. Возле одного ангара стоял самолет с переломанными крыльями, с разбитыми фюзеляжами. Мэтью смотрел на него. Для него, как и для большинства островитян в последние годы, гаванью острова, связывающей с Англией, был аэропорт. Больше самолеты не будут приземляться здесь. Можно восстановить ангары, залить трещины, но какой в этом смысл, если земля наклонена?

Стоя в середине наклонной пустоты, он закричал:

– Есть здесь кто-нибудь? Я здесь. Я здесь! Есть кто живой кроме меня?

Пустота поглотила его голос. Он прошел через поле к дороге на Форест. Тут были дома, разрушенные, как и все остальные, и он держался в стороне от них. Он шел к долине Гоффре, где живут Карвардины. Жили – он не надеялся застать их живыми.

Но все же, придя к тому, что осталось от их дома, он принялся за работу, отбрасывая кирпичи, штукатурку, бревна и разбивая мебель. Наконец он нашел их. Они лежали в остатках своей кровати, обнимая друг друга; должно быть, они это сделали, когда толчок разбудил и почти тут же убил их. Мэтью с несчастным видом смотрел на их тела. В воскресенье они должны были прийти к нему на выпивку – завтра утром. Он что-нибудь должен для них сделать. Может быть, выкопать могилу и похоронить. Но он устал, выбился из сил, а лопата осталась у мисс Люси. Все же он не может оставить их так. Он засыпал их разбитой штукатуркой, пока они снова не скрылись.

Он пошел без всякой определенной цели; просто был недалеко от дома, и мысль об обширности и неизменности моря привлекла его. В саду одной из развалин, мимо которой он проходил, пчелы вились на солнце, глубоко забираясь в цветы за нектаром. Цветущий куст, казалось, рос прямо из камня. Мэтью постоял немного, вслушиваясь в усыпляющее жужжание. Он подумал о морских чайках. Так близко от моря обычно уже слышны их крики. Неужели они тоже улетели, как другие птицы? Мэтью считал, что они способны пережить любую катастрофу.

Поднявшись на последний холм, он с недоверием смотрел туда, где должно было быть море. Он видел спутанную зелень водорослей, скалы и песок. Тут и там блестела вода, задержавшаяся в углублениях. Но голубой размах волн исчез. Затонувшая земля сохла на раннем летнем солнце.

3

Мэтью шел по береговой тропинке. Виднелось несколько мелких полосок воды – озер или прудов, – но сколько хватало глаз, морское дно обнажилось. Далеко на юго-востоке возвышался горб Джерси; вряд ли там было лучше, чем на Гернси. Мэтью вспомнил оглушительный гул, шум, вой, визг, сменивший свою высоту. Море, осушая пролив, ринулось на запад к новому уровню. Остров… Больше уже не остров. Мэтью, напрягая зрение, смотрел на север в поисках исчезнувшего блеска моря.

Наконец он отвернулся и пошел назад, в глубь острова. В голове у него было пусто и легко. Вероятно, следовало бы съесть что-нибудь: уже позднее утро, а несколько съеденных сардин он извергнул в развалинах. Но голод, который мучил его раньше, теперь совершенно исчез. То, что он испытывал, напоминало опьянение. Со смешанным чувством жалости и величия думал он о своем положении. Последний оставшийся в живых человек? Робинзон Крузо планеты Земля? Возможно. Тишина продолжалась. Небо оставалось голубым и пустым.

Он шел по полям, избегая развалин; споткнувшись обо что-то, чуть не упал. При ходьбе опирался на ружье, но ствол углубился в землю. Мэтью отыскал щепку и прочистил ствол. При этом он с пронзительным горем думал о Джейн. Останься она на острове, конечно, она тоже умерла бы, но он хоть мог бы похоронить ее.