Рваная грелка-2 - [15]

— Ты, говоришь, ты крутой, да?

— Нет, молодой человек. Я этого не говорю.

На мгновенье — пауза. Обращение к боссу «молодой человек» — несколько шокирующе. Напрягаются «боксеры» — вдруг шеф сейчас даст команду на потеху. Напрягаются «шестерки» — они догадываются, что без них не обойдется, а получать дважды за вечер по морде им не очень. Напрягаются остальные посетители бара — гомон от центрального столика в норме, но тишина от него — это к грозе. Босс делает быстрое движение, левой рукой. Я автоматически ее перехватываю. Я уже готов делать броски, кувырки и прочую акробатику — ребятки, конечно, быстры, но для меня они движутся как в индийском кино. Плавно и замедленно. Однако мы застываем, словно скульптурная группа. Я держу правой рукой босса за кисть левой, а он смотрит на мою руку так же, как я смотрю на грудь Нессы. Медленно-медленно босс подносит к моему запястью палец, и касается кожи. Мне становится неудобно. Вот уж не ожидал, что такое простое движение может нести столько мужской ласки… Босс переводит на меня восхищенный взгляд, и сдвигает лацкан пиджака еще ниже. Я оглядываю окружающих и вижу толпу, которая любуется кистью моей руки. Босс возвращает взгляд на руку, я смотрю туда же, и не вижу ничего столь уж странного. Рука. Моя. Тыщу раз видел! Мне становится совсем неуютно. Я внутренне готов к драке, а тут из меня Венеру Милосскую делают! С руками… Я встаю и молча выхожу на улицу. Ни одна рожа не смеет мне препятствовать. Да что это с ними? И никто за мной не идет… Ничего не понимаю!

* * *

Дома рассказываю все это Нессе. Она смеется и обнимает меня. Меня сразу же бросает в жар и становится не до глупых недоумков в баре. Я так люблю, когда она обнимает меня вот так, просто, искренне, а не под кайфом.

— Ты очень красивый.

— Да? — я смущен — Ты можешь любоваться мной сколько угодно. Но всякие там мужики — это слишком для меня.

— Почему? Ты не любишь мужчин? Тогда тебе надо принимать — тут она начинает перечислять средства, под действием которых мужская любовь становится притягательной и восхитительной.

— Нет уж, спасибо — прерываю я ее — лучше, если мной будешь любоваться ты одна.

Несса неожиданно краснеет и прижимает голову к моей груди.

— Что случилась, малышка?

— Я и так безумно счастлива, что в моей жизни появился ты. У тебя совершенно гладкая кожа… И она не такая на ощупь. Ни одна тату не сравнится с чистой кожей младенца…

Выясняю, что, оказывается, следы от инъектора особые эстетические личности располагают в виде рисунков и знаков. Так вот что за «тату» были у крутых. И вдруг — моя девственно чистая кожа рук. Да… Бедные… Нет, хорошо, что я ушел вовремя — точно, быть бы мне изнасилованным!

Несса смеется над моими страхами. Я постепенно становлюсь национальным достоянием. Оказывается, в Нессе борются два очень сильных чувства. Одно — чувство собственницы. И второе — чувство раскаяния. Ее друзья и подруги считают, что она меня прячет, и пользуется мной единолично. В то время, как я по праву принадлежу и им тоже! Они тоже хотят сказочных ласк, так, что бы без наркоты — и приятно. Почему сказочных? Потому что так бывает только в сказках. Несса уверяет меня, что до знакомства со мной оно тоже не верила, будто это возможно. Собственно, они правы, за исключением того, что не Несса мной пользуется, а я ей. Впрочем, я не знал о такой популярности в народных массах. И к лучшему, кстати. Несса все опять видит по-своему. Она считает, что если я такой добрый, хороший, нежный, умный, опытный (вы понимаете, как действует такое количество эпитетов на мужчину? Правильно понимаете!), в общем, я же говорила! Так вот, мне надо срочно пообщаться с… Следует список. Я сомневаюсь. Несса берет себя в руки (как же это уморительно выглядит со стороны) и твердо говорит, что она безумно польщена, но она — не эгоистка, она тоже хорошая. И обязательно поделится своим счастьем с друзьями. Я осторожно намекаю, что не очень спешу делить саму Нессу с кем-то еще. На меня поднимаются чистые глаза, полные такого кристального удивления, что в них хочется раствориться! Несса не верит. Несса переспрашивает. Несса требует объяснений и доказательств. Наконец до нее доходит, что в мире может быть СЕМЬЯ. То есть — двое друг для друга. И весь остальной мир — для них двоих. Несса прижимается ко мне щекой и начинает тихонько перебирать возможности такого житья. А я в который раз понимаю, что глуп и ограничен, воспринимая окружающую действительность как просто мир наркоманов. Они люди. Иные, мне непонятные иногда, но — большей частью все же люди. И фантазия у Нессы развита, и понимание преимуществ семейной жизни… Никому ее не отдам! Пусть другие живут по хиповски, Несса — моя! Весь в мечтах я растворяюсь в сладкой истоме сна.

* * *

Прошло два года. Я до сих пор вспоминаю их как годы непрерывного счастья. Работа мне нашлась, сразу же, стоило о ней заикнуться. Правильно, я работал усатым нянем. Ибо кто лучше достоин этой работы, как не человек прошлого? Чистый, добрый (так считает общественность, а большинство всегда право), гарантированно не испортящий ребенка, плюс за мизерную плату. Совсем от наркоты я отказываться не стал — копил капитал. Часть (из самого лучшего) — отдавал Нессе. Она всегда с таким щенячьим восторгом встречала мою зарплату… Кормили нас без ограничений, жилье я выбирал сам. Я был знаменитостью, меня все уважали, библиотекари на меня молились, местные «спортсмены» приглашали меня открывать ежегодный турнир, «учителя» — поделиться новыми сказками или вспомнить пароль-другой для самых популярных компьютерных игр. А в школе-яслях дети встречали меня каждый день, и каждый день их становилось все больше. И это была одна бесконечная радость — я понимаю, что в это не верится, но все их проказы, шалости, эти ежедневные открытия этого мира, эти зачарованные глаза во время сказок о змей-горыныче или Летающем Крокодиле Коше — они никогда не надоедали мне. Дома меня встречала Несса, которая завела второго ребенка, очаровательная малышка, и даже после того, как прошел положенный по закону месяц кормления грудью без наркотиков, Несса еще два (два!!!) месяца была очаровательна. Но… Но природа берет свое. Несса стала полнеть, разболелись суставы… И все сошло в привычную уже колею. Я никогда не попрекал ее, я все понимал, видит Бог. Зачем? Ей было уже 18 лет, она была уже очень пожилая женщина, и скорее всего наша дочурка последний ее ребенок. Наверное, я мог бы вмешаться. Наверное я мог бы натворить высоких глупостей, попытаться изменить этот мир. Ведь при самом хорошем раскладе мне оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? Я попал в центр Мальстрима, неумолимая математика делала меня древним, как Моисей. Статистика, чтоб ей провалиться… Нет, я не буду прятать голову под крыло, как испуганный попугай. Они живут уже сейчас около 20 лет. Мои дети проживут лет 17. Их дети — Около 15. К упомянутому Нессой пятому поколению половая зрелость ребенка будет наступать годам к 6–7. Я — свидетель гибели цивилизации. Я же вижу, что внешне все остается пристойно. Они не скатятся до состояния зверей. Они развиваются все быстрее, но куда, как — мне не понятно. Я не успеваю за их скоростью! Я — из вымершего поколения динозавров, мне не понять этих макопитающих. Единственное, что я могу для них сделать, и делаю, и буду делать — это украсить их конец. И, наверное, еще я надеюсь на чудо. Ведь зачем-то я оказался здесь? Ведь зачем-то я живу, не умерев тогда осенней ночью в прошлом Москвы. Может, сработает поговорка «В семье не без урода», и родится тот, кому наркотические грезы будут неведомы? Кто не сможет колоться, курить, пить и другими способами употреблять дурь? И тут вот он я. Я скажу ему, что в этом мире можно жить иначе. И покажу — как. Может быть, он поймет. Может быть — я спасу его от одиночества.