Ружья еретиков - [46]

— А ведь Руис совсем не чуткий, — сказал вдруг на седьмой вечер Виль, листая Книгу Мира. — Я совсем недавно догадался. Потому он держит при себе тех, у кого хороший глаз на людей. Улиу к себе подпускал, Вего и этого… Кауду, да. А сам-то Руис людей не видит, не чувствует, потому никому и не доверяет. Как корка на нем, когда царапина заживает, из-за нее он никого почуять не может. Слишком он хитрый, и от каждого хитрости ждет, не знает, кто человек преданный, а кто предатель. И сам себе тоже не верит, говорит, «уж я-то себя знаю», и смеется, смеется…

Этой ночью Рейхар собирался на доклад к Генералу, но рассказ Виля заинтересовал агента, и он решил отложить визит в Трибунал. Генерал как никто понимал, насколько важна работа его верных людей, а потому не требовал обязательного присутствия каждого из своих Волков на регулярных донесениях. И Волки приходили тогда, когда была возможность сообщить Ордену по-настоящему важные вести.

— Вего — это тот, хромой? — нахмурился Рейхар, припоминая.

— Да, хромой. Он всегда врал, что это его в схватке Пес поломал, а на самом-то деле он сам в канаву свалился, когда от монахов бежал. Оступился и перепрыгнуть не смог, вот же не повезло! А когда прыгал, ногу поранил, и грязь вся в рану попала, должно быть, из-за этого-то он хромал потом. И представляешь, так он хорошо в помоях укрылся, что Псы его не учуяли. Он потом от стыда придумал про драку.

Виль засмеялся, видимо представил себе тощего и несуразно длинного Вего в канаве, а Рейхар, который до того весь вечер молчком чинил одежду, заговорил сам и принялся расспрашивать дальше, но не настойчиво, чтобы не вспугнуть, а почти лениво. Словно бы от слишком легкой занятости рук и слишком тяжелого бездействия ума.

— Я так и не видел Руиса. Грум говорил, Руис ко мне присматривается. Да сколько ж можно присматриваться? Неужто я так пригож, что он и за год не нагляделся? Вот же, никак не хочет лицо показать…

— Руис очень боится Псов, — охотно пояснил мальчишка. — Но всем он говорит, что его потаенность добавляет ему значительности. Важности, что ли. Господин Хет ему говорил, люди за тебя умирать не пойдут, они тебя не знают. А Руис знай отвечает — за меня умирать не надо, пусть за нашу веру умирают, если уж на то пошло.

— Хет разумно говорил, но и Руис не сглупил, — отметил словно бы про себя Рейхар, зная, как Виля восхищает способность других людей складывать слова в рифму. — Ну а выглядит-то он как, этот моряк-наемник?

— Да как моряк и выглядит, — Виль почесал нос. — Мелкий, даже мне по плечо, а ноги кривущие, чтоб в качке устоять. Крепкий он такой. И, знаешь, скорый он. Бывает, сердится, да так и бегает от стены к стене, совсем как ты, за нож хватается, зубы скалит, ругается всеми словами, каких я и не знаю. Но он злее. Ты вот яришься, да остываешь быстро. А Руис и загорается мигом, и горит долго. А потому мстит не сразу, выжидает. Господин Хет говорил, у Руиса ум недалекий, зато хитрость — зверская.

— Думаешь, он бы меня принял?

Виль принялся тереть уши, размышляя: узнав от Рейхара, как это важно, когда к мозгу приливает кровь, он всеми силами старался улучшить кровообращение в голове и, будучи уверен, что уши непосредственно примыкают к мозгу, тер ушные раковины так, что они краснели. Рейхар не разубеждал юного Пророка — выглядел он в такие моменты ужасно забавно.

— Думаю, да, — проговорил Виль, когда, по его мнению, кровь от ушей прилила к мозгу. — Ты человек ученый, Руис к таким тянется. Господина Хета к себе приблизил, а ведь спорил с ним, сердился, сколько раз зарезать обещал! Но понимал, что там, где ему ума не хватает, там ему господин Хет нужен. А теперь Хета нет, он себе другого разумника подыскивает. Может, как раз тебя-то и возьмет — многих перебили ведь.

— Да, — задумчиво протянул Рейхар. — Интересный он, этот Руис.

Идея стать советником при ересиархе Рейхару очень нравилась — подобраться иначе к Руису нечего было и мечтать. Вот она, удача!

— Да, про море он интересно рассказывает, — согласился Виль. — Про толстых белых птиц, которые могут унести человека с палубы, рассказывал. И про девиц без исподнего, которые в море живут, волосы у них длинные и по ветру вьются, а голоса звонкие и «чарующие» — красивое слово, правда? И еще про корабли, про арр-борт-дашь, про акул…

— Абордаж, — поправил Виля Рейхар. — Нет же, я не о том, не о рассказах. Я о существе его, о характере. Интересная персона.

— Ты тоже, Волк… Ох…

Внезапно Виль отбросил от себя книгу, и Рейхар удивленно поднял глаза. Юный пророк оледенел лицом, расширившиеся глаза его уставились в одну точку, а по телу прошла волна крупной дрожи. Рейхар метнулся к мальчишке и успел подхватить на руки ослабевшее и ставшее сразу неудобным и неловким тело.

— Вот, — шептал мальчишка. — Вот оно… Топит, топит… Темно…

Растерянный Рейхар перевернул мальчишку набок и принялся пальцем нащупывать язык Виля, опасаясь, что в припадке пророк прикусит или проглотит его, но Виль вдруг сильно укусил самого Рейхара и заверещал:

— В черном! В черном! Они идут!

Монахи? Братья в черных рясах? Рейхар быстро уложил Виля на его тюфяк и ринулся к окну, ожидая уже увидеть факелы, но улица была темна и пуста. Тогда Еретик, не доверяя обзору, пробежал к двери и выскочил наружу, прислушиваясь, но в вечернем воздухе было отчетливо слышно только, как бессвязно вскрикивает Виль.