Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - [3]

Положили, как левша сказал, и государь как только глянул в верхнее стекло, так весь и просиял – взял левшу, какой он был неубранный и в пыли, неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и сказал: – Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!

Н. С. Лесков. Левша. Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе [Лесков 1958: 46]

В других государствах, после многих опытов и после продолжительного старания, даже заключили, что единообразие в частях замка есть вещь не возможная. <…> Но я видел на Тульском заводе, что когда из находившегося в приемной палате большого количества замков, некоторые были разобраны и части оных перемешаны, а потом из сих частей вновь составлены замки, то при сем все части приходились с такой точностью, как будто бы оные с нарочным старанием одна к другой прилажены были.

И. X. Гамель. Описание Тульского оружейного завода в историческом и техническом отношении [Гамель 1826: 202]

Машинный способ изготовления ружей заимствован нами преимущественно из Америки, где взаимозаменяемые изделия приготовляются с такой точностью, что наши офицеры, видевшие это производство в первое время, один за другим привозили нам об этом деле не только полное свое одобрение, но и выражали убеждение, что такая точная работа в нашем отечестве в настоящее время еще немыслима.

И. Мясоедов. Сравнительное описание ружей: Бердана № 2, Маузера, Гра и Гочкиса [Мясоедов 1875: 73–74]

1. Введение Оружейное производство и промышленное развитие

В данной работе рассматриваются технологические изменения и модернизация одной из отраслей российской промышленности – производства стрелкового оружия. В самом процессе модернизации заключается парадокс. Утверждение писателя Н. С. Лескова, что, дескать, тульские ремесленники эпохи императора Александра I превосходили в мастерстве своих английских собратьев, доказательством чего явилась подкованная ими заводная стальная блоха, сделанная в Англии, не следует рассматривать как чистую иронию. Но деятельность Тульского оружейного завода, крупнейшего из трех государственных предприятий по производству стрелкового оружия, опиралась не только на искусность его мастеров. Несколько источников первой половины XIX века указывают, что в то время Тула была оснащена станками, пригодными для изготовления оружия с взаимозаменяемыми деталями. Английские специалисты-механики в докладе парламентскому комитету называли производство взаимозаменяемых деталей «русским планом». До Крымской войны Россия практически полностью обеспечивала себя военным стрелковым оружием.

Однако в эпоху быстрых перемен в конструкции и методах производства ружей для пехоты данная отрасль оружейной промышленности России впала в технологический застой. Русские представители, разъезжавшие по разным странам в поисках усовершенствований в конструкции оружия, рассматривая современную американскую технику и высокую точность, которую она обеспечивала, не верили своим глазам. Под впечатлением от американских достижений в этой области Россия позаимствовала у Соединенных Штатов машинную технологию изготовления стрелкового огнестрельного оружия и механизировала три своих государственных предприятия. Заимствование за границей технологии, которая ранее была доступна дома, воспринимается как парадокс и вызывает два вопроса. Во-первых, почему России в 1870-х годах для модернизации своего оружейного производства потребовалось импортировать иностранные технологии? Во-вторых – что, пожалуй, даже важнее, – почему отечественная технология остановилась в развитии и не смогла удержаться вровень с иностранными инновациями? В данной книге я попытаюсь ответить на эти вопросы.

Россия XIX века являла собой типичный пример развивающейся страны в современном смысле этого понятия: традиционная социальная структура, самообеспечивающая экономика и устоявшийся государственный аппарат[2]. Политику российских государственных служб веками определяли военные потребности. В XVIII–XIX веках социоэкономическая и военная системы, унаследованные от Петра I и его предшественников из династии Романовых, мобилизовали ресурсы огромной бедной нации. Российская империя разрасталась за счет прежних владений Швеции, Польши и Турции, ее армии разгромили Наполеона и проникли в самое сердце Европы. Россия участвовала в подавлении националистических восстаний в Центральной Европе и служила оплотом консервативных порядков на континенте. И все же армия, разбившая Наполеона, не смогла через 40 лет удержать позиции в Крыму.

«Чтобы нация под ружьем могла выдерживать и поддерживать это свое состояние, ей требуются еще и нации оружейников и специалистов», – писал Джон Фуллер [Фуллер 2012: 160]. Хотя вооруженные силы играли ключевую роль в жизни государства, которому требовалось воевать и строить империю, Россия не пребывала постоянно в военном строю и еще менее была нацией оружейников. Военные потребности, цели и средства государства, теория и тактика военного дела, обучение крестьян, ставших солдатами, доступные системы вооружения, ремесленные методы производства – все это слагалось в матрицу, вполне удовлетворительно справлявшуюся с задачами прежних времен. В первой половине XIX века многочисленная регулярная армия с незначительным ежегодным пополнением за счет крепостных крестьян отвечала военным и социальным потребностям России. По существовавшему закону солдат по завершении военной службы освобождался от крепостной зависимости. Однако мало кому из рекрутов удавалось обрести вожделенный статус свободного человека, поскольку срок военной службы составлял 25 лет и до его окончания непросто было дожить. Между тем в Европе уже началась эпоха всеобщей воинской повинности – благодаря призыву резерва, прошедшего полноценную подготовку, относительно малочисленная регулярная армия могла быстро превратиться в «вооруженную нацию». В том случае, если бы Россия ввела для большого количества крепостных сравнительно короткую действительную военную службу, пришлось бы освободить от крепостной зависимости миллионы человек, что привело бы к дестабилизации общественного, а следом за ним, скорее всего, и политического порядка в стране. Следовательно, возможность создания современной массовой армии, чему долго противились Александр I и Николай I, фактически определялась перспективами коренной социально-правовой перемены в устройстве страны – отмены крепостного права [Rieber 1966: 24–30].