Русуданиани - [72]

Оттуда дверь вела в другую комнату, которая была еще больше, и там в строгом порядке лежали золотом шитые шатры, ширмы, сукна, пологи, атласные и парчовые паланкины. В комнате рядом стояли золотые и серебряные чаши и подсвечники, блюда, кувшины, котлы.

Вышел я оттуда, и провели меня в помещение, где разливали вино и хранили столовую утварь. Ничего прекраснее не видел я доселе. Стены были сложены из зеленого камня, который ничем не отличался от изумруда, камень был богато украшен резьбой, посередине находился бассейн из красного камня, который так сиял, что освещал все вокруг. Около бассейна возвышалась каменная красная скамья, украшенная золотом, такая прекрасная, что поглядеть на нее — и того достаточно. А в стенах были устроены ниши, где была сложена вся посуда для пиршества, столь диковинная и роскошная, и так красиво она лежала, будто и не употребляли ее никогда.

Вышел я оттуда и уже собирался вернуться к царю (Джимшеду), как сказал мне тот человек: «Кто знает, вдруг царь заинтересуется охотничьей птицей или пожелает выйти на охоту, поглядите соколятню и конюшни и наставьте нас, какую птицу предпочитает государь и каких коней». Последовал я опять за ним, думаю: «Ничего не пропущу, все погляжу, может, царю не станут всего показывать».

Привели меня в конюшню, не конюшня то была, а целая страна. У дверей протекал такой поток, что без лодки не переплыть. Дверь в конюшне была из басрской стали[43], высотой — с добрую пику, а шириной — двадцать саженей. По обе стороны от двери стояли две тахты из красного камня с серебряными перилами. Но я не обратил на них внимания и вошел внутрь. Когда я заглянул в конюшню, нигде не увидел я стен, были только бесчисленные колонны, расписанные чудесными узорами; глядел бы все на них — ни есть бы не стал, ни пить. Стояли рядами скакуны, и ничего прекраснее их я не видел. В одном ряду я увидел таких пестрых коней, что можно было подумать, что они нарочно разрисованы. Во втором ряду были вороные, в третьем — гнедые, в четвертом — серые, в следующем — золотой масти. Какие только масти или породы коней существовали на свете, все были здесь, и больше, чем во всех царствах, вместе взятых. Пятнадцать рядов коней было, по шестьдесят коней в каждом. Я увлекся, разглядывая коней, каждый следующий был лучше предыдущего. На каждом коне парчовая попона, и привязаны они были шелковой веревкой.

Стены и пол [в конюшне] были из чистого мрамора, такой же и потолок. Но удивляло не столько убранство конюшни, сколько чистота: не заметил я ничего, к чему можно было бы придраться. И чистота такая была благодаря проточной воде. У головы каждого коня были устроены ясли, такие высокие, что человек под ними легко проходил. А там, где кони соприкасались друг с другом крупами, были сделаны мраморные протоки, по которым пускали воду и в мгновение ока все вычищали бесследно. Под потолком конюшни тянулся выступ; поднялся я туда и обошел его, это было прекрасное место! На высоте поднятой руки начиналась каменная стена, украшенная резьбой. В резьбу добавлена была краска, так что узоры переливались, как драгоценные. Изображены там были охота, скачки, кабахи, игра в мяч, битвы, походы. Этот выступ имел пять саженей в ширину, и так он был разубран, что походил на цветущий луг. Поглядел я оттуда на коней и убедился, что взору открывается прекрасное зрелище; для того хозяин сделал это все, чтобы сверху созерцать свои богатства.

Дверь оттуда вела в зал, где хранилась конская сбруя. Изобилие и добротность доспехов удивили меня. Если во всем мире наберется столько драгоценного оружия — хорошо, а у одного или двух царей такого богатства не было никогда, да и не слыхали они о таком. Для каждого коня имелась сбруя, усыпанная жемчугами и самоцветами, ни золота, ни серебра не было видно, одни доспехи были из чистого яхонта, другие — из рубина, иные — дивно расцвечены разными камнями. Все, что может выйти прекрасного из рук человеческих, оставило свой след на этих конских доспехах. Четыре большие комнаты были заполнены ими.

Вышел я оттуда, не обращая внимания на то, что было вокруг. Дороги я не разбирал, шел за своим проводником. Привели меня в соколятню, где держали охотничью птицу. Убранство ее так поразило меня, что я все забыл, будто и не видел ничего прежде. Так она была выстроена и такой искусной резьбой украшена, что второй такой, думаю, не найти. Кроме того, там стоял большой дом, возведенный из зеленого и красного камня. Когда солнце вставало над ним, его сияние распространялось на расстояние одного дня пути. Внутри и снаружи отделан он был одинаково. Посередине находился золотой бассейн с тремя фонтанами: из одного била струя вина, из другого — воды и из третьего — струя розовой воды. Украшения их радовали глаз.

В изящных стенных нишах на золотых жердочках сидели разные птицы — тысяча боевых соколов — в колпачках, надвинутых на глаза. Перед каждой стояла драгоценная чаша, в которой размачивали мясо, около каждой висел жемчужный клобучок. Все было так распределено, что убора одной птицы для другой никогда не брали, и никто, кроме царя, не мог посадить птицу на руку.