Русуданиани - [6]

Устремился гонец в путь и вскоре прибыл во дворец к Придону и передал ему послание правителя и поведал то, что ему поручили. Как узнал Придон о положении своего отца, как прослышал, что не может он вырваться из пасти дракона, внял жалобам его на свою долю и сказал: «Если бы даже не приказал царь, я все равно не оставался бы здесь, ибо должен узнать, за какую провинность пленен мой отец».

Встал Придон и пошел к своей матери. Сказал так: «Матушка, глубоко почитаемая, знатным родом своим возвысившаяся над прочими, почто льешь ты горькие слезы, почто убиваешься? Отринь от себя бесовскую тоску и моли господа, чтобы исполнилось твое желание и не знала ты более вкуса горечи и беды. А я теперь пойду предстану пред тем могучим и неправедным [царем]. Может, он в обмен на меня отпустит моего отца. Не горюй обо мне и будь весела, ибо я скоро вернусь и надеюсь с божьей помощью на освобождение моего отца. Не печалься отныне ни о чем, а моли горестным сердцем господа о нашем вызволении, и выполнит он твое желание!» Обнял Придон мать, попрощался с ней и отправился в путь.

Здесь прибавилась тоска к тоске Русудан: ее родимый, желанный и любимый сын Придон ушел к отцу

Как увидела Русудан, что ее сын, родимый и желанный, обладающий совершенным нравом и взращенный в истинной вере, ушел к тому безбожнику, предалась она горю, глубокой тоске, печали неутолимой. Говорила она горькие слова и обливалась кровавыми слезами. Не желала слушать ни хорошего, ни дурного, не глядела на светлый день и минуты не отдыхала от причитаний и плача. Не пила Русудан, не ела и ложилась на свое ложе, ничем его не застилая и ничем не укрываясь. Пребывала она в большой горести, а несчастные ее родители взирали на дочь, выросшую в холе и неге и в царской роскоши, а теперь лежащую в пыли и прахе. Не выдерживало их сердце такой боли, и говорили они: «Зачем ты поступаешь так, чадо наше возлюбленное, жизнь старых родителей твоих и свет наших очей? Зачем ты даешь увянуть неувядаемой розе и позволяешь поблекнуть безоблачному сиянию? Зачем хочешь покинуть родителей своих, не предав их земле, и разбить сердца братьев твоих, ни один из которых не пребывает в своем доме и своих владениях? Мы тоже родители, и у нас двенадцать сыновей, и ни одного из них нет рядом с нами. Некоторые в дальних странах, а иные — в когтях дэвов и драконов, но мы не убиваемся, а ждем каждый день, что по милости божьей вернутся они с радостью и победой. Отчего же ты не успокоишься ни на мгновение, чтобы возвратилась душа в твое тело? Многих терпящих горе видели мы, о многих слышали, но никто не совершал подобного тебе. Не делай того, чего не дозволял себе никто — ни старец, ни юнец, ни язычник, а не то что добрый христианин. Или послушайся наших уговоров, или убей нас своей рукой, не показывай нам, как ты страдаешь и как лежишь во прахе и золе». Еще горше заплакала Русудан и говорила так: «Что молвить изволите, родители мои, доныне блаженнейшие из царей, а ныне обездоленные моим несчастьем, четыреста восемьдесят лет проведшие[4], горя не зная, пируя и утешаясь, а теперь из-за моей горькой судьбы ввергнутые в пучину отчаяния. Вы за все дни свои беды не знали, и не дай господь пережить вам испытания, выпавшие на долю вашей дочери. Глядя на меня, вы точите слезы и не можете со мной расстаться. А как же мне перенести разлуку с моими любезными и желанными сыном и дочерью, попавшими в пасть дракона. Если бы сжалился надо мной милостивый господь, не отреклись бы мои дети от его учения и не лишились бы его милости. Горе мне, несчастной, горемычной! Те, о ком я пеклась и заботилась, будут пособниками дьявола, и выходит, что я ради него старалась. Сыщется ли на земле кто-нибудь несчастнее меня?! Чада мои служат сатане. Мои глаза видели их уход, и не ждет мое сердце их возвращения.

И потому жгут меня неугасимым огнем слова сына моего Придона, рыцаря безупречного и красноречивого, богатыря прославленного и возвеличенного, не имеющего равных, служившего утешением не только для родителей своих, но и для всех, кто видел и слышал его. Для стариков он был утехой души, для юношей — добрым наперсником в пиру и щедрым дарителем. Уходя, он сказал мне: «Не печалься! У меня сердце горело в предчувствии разлуки с ним, а он не пощадил себя во имя спасения отца. Так как же мне пережить одно это слово его, примириться, что дети мои потеряны для меня — душой и телом, что попали они в руки того неправедного мучителя».

От таких слов родители Русудан тоже зажигались пламенем, и она сама не находила себе успокоения. Стараясь утешить ее, говорили они так: «О дочь наша, ты тоскуешь о потере своих детей и мига не можешь потерпеть без тех, кто не по своей воле покинул тебя, но подчинившись насилию и жестокости. Но разве не хуже то, что ты своей волей хочешь погубить себя и родителей, достигших пятисот лет. Почему ты следуешь воле дьявольской и не жалеешь своих братьев, на чужбине прослышавших о твоем горе? Почему не сжалишься над рабами и прислужницами твоими? Ведь даже враг пожалеет малых детей твоих, увидев твое горе и отчаяние. Не допусти, чтоб не перенесли они беды, не становись убийцей своих детей. Тогда достойны геенны огненной не только ты, но и все твои родичи и ближние. Отчего не дождешься ты божьей воли? Кто знает, что готовит тебе провидение? Отчего не вспомнишь ты терпение Иова