Русуданиани - [184]

Когда я разродилась, все закричали: «Мальчик!» Поднялось ликование: то одни приходили поглядеть, то другие. А повивальная бабка молвила: «Едва дождался царь желанного ребенка — так просто я его даже отцу с матерью не покажу. Дала я обет господу, возьму я младенца, повешу себе на шею, обойду сотню дворов и раздам подношения нищим. До тех пор к груди дитя не поднесу, никому не покажу, и пусть никто не сопровождает меня». Завернула она новорожденного в мягкую ткань и отправилась к жене повара. Только она вошла, как ты родился. Повитуха подбросила ей мою дочь так, что они ничего не заметили, а тебя завернула в тот же свивальник и принесла мне.

Пока тебе не исполнился год, я не знала правды, а царь знал. Наша дочь воспитывалась у твоей матери, а ты — у нас. У царя, оказывается, сердце болело, что его дочь живет не так, как ей подобало, а я ничего не знала! Когда твоя матушка приводила девочку, я видела, что она прекраснее жемчужины и сверкает, как заря. Дивилась я и говорила: «Хоть бы у Насра была такая жена — царская дочь; разве не обидно, что такая красавица — дочь простого человека?!» Царь улыбался, но было заметно, что его что-то тяготит.

Однажды мы сидели наедине и беседовали о тебе. Царь сказал мне: «3а всю жизнь не таил я от тебя ни слова и не делал ничего без твоего ведома. Но вот уже год, как совершил я одно дело, которое тяготит меня, но еще больше тяготит меня то, что скрыл я его от тебя. Сейчас я расскажу тебе все. Не трепещи и не сочти за позор, иного средства я тогда не мог найти». Дрогнуло у меня сердце, и ничего я не смогла сказать в ответ. Но он сказал: «Дело это не столь печально». Поведал он мне обо всем и молвил: «Тяжко мне, и господа бога страшусь я, ибо моя дочь живет [у простых людей], а мы лелеем сына повара». Ответила я государю: «Раз свершилось то по воле и приказанию вашему, легко и другое свершить. О том не кручиньтесь. Я по-доброму уговорю отдать мне ту девочку и взращу ее, чтоб была она вас достойна. Будут они расти вместе, когда же юноша наберется ума, увидит такую красавицу луноликую, думаю, полюбит ее. Тем же, кто ничего не знает, мы скажем: на старости лет мы удостоились единственного сына, не станем его против себя настраивать, пусть делает что хочет. Таким образом труды наши и воспитание его не пропадут даром и наша дочь не потеряет своего наследства».

Выслушав мои речи, государь развеселился и поблагодарил меня. На следующий же день взяла я у жены повара девочку и сказала ей: «Дитя это не про вас, я выращу ее для царевича Насра, ему она ровня». Та несказанно обрадовалась и возблагодарила господа: «Не стою я того, чтобы моя дочь царский дворец топтала». Привела я девочку и растила вас вместе в холе и неге, истинно по-царски. Когда вы выросли и стал ты разумом зрел, полюбил ее, не знал покоя ни днем, ни ночью. В ней тоже заметна была любовь к тебе. Родители твои умерли рано, и господь полностью доверил тебя нам.

Так прошло десять лет. Справили мы вам свадьбу, сказав всем, что царевич-де тает от тоски и как бы милость божья не обернулась против нас гневом! Пока он в здравом рассудке, поженим их, а дальше — он знает, как ему поступать. Через два года после свадьбы объявили тебя царем. А еще через пять лет покинул государь этот мир и меня, несчастную, жизнь земную хулящую, а сам пошел по безвозвратной дороге, тебе же оставил все, что ты видишь. До сих пор ты считался царским сыном и царем, а дочь мою, как ей то вовсе не подобало, называли дочкой повара те, кто был свидетелем тех событий. Раз пожелал ты услышать правду — вот она: ты — сын повара, царица же — царская дочь!»

Понравилась царю эта история. Утром вышел он из своих покоев и велел привести смотрителя виноградников. Спросил его: «Есть ли в моем винограднике человеческая могила?» Тот отвечал: «Если государь не разгневается на меня за правдивый ответ — доложу». Молвил царь: «Говори, не бойся!» И рассказал он: «Батюшка ваш, блаженной памяти государь, был весьма суров и безжалостен, никто не смел его ослушаться. Велел он разрушить на кладбище церковь, вырыть покойников, сжечь их, а на том месте разбить виноградник. Мы мертвых тревожить не стали, а лозу высадили. Не могу сказать точно, сколько могил под вашим виноградником!»

Тогда велел царь привести пастуха и сказал ему: «Не бойся, говори правду, клянусь головой своей, не накажу тебя! Отчего отдал ты барашка собаке на выкорм?» Пастух ответил: «Царь будет неповинен в моей смерти, ибо я достоин казни, но, чтобы выслужиться перед владыкой, бедняку приходится вершить много недостойного. Овца принесла двойню, и жалко мне стало ягненка убивать. Подбросил я его собаке. Когда он вырос, я увидел, что он очень хорош, и по глупости своей решил: «Где угадать царю, что такой добрый барашек вскормлен собакой, поднесу ему, милость заслужу». Вот как это получилось». Мы все присутствовали при разговоре царя с пастухом и смотрителем виноградников. Царь был весел, а мы дивились, зачем он их допрашивает.

Потом царь призвал тех трех юношей и спросил их: «Как вы повеселились вчера?» Они ответили: «По милости вашей так, как были того достойны». — «О чем вы говорили?» Братья в ответ: «О чем вели беседу? За вашу щедрость выпили, насытились и уснули». Царь тогда молвил: «Я все знаю, не скрывайте. Но откройте мне, как вы угадали, что барашек вскормлен собакой?» Старший брат ответил: «Благоденствуй вовек, государь! Барашек был жирен да гладок, но мясо его было так невкусно, что невозможно было проглотить ни куска, потому я и сказал, что выкормлен он собачьим молоком».