Русуданиани - [10]

Облачился Зав в самые мягкие и роскошные одежды, заткнул за пояс стрелу, взял в руки лук, вошел в конюшню и выбрал вороного коня, гладкого и пригожего, быстрого как ветер. И сказали ему слуги, что конь этот не объезжен и оседлать его невозможно. Разгневался Зав: «Что это за конь такой, что нельзя мне сесть на него!» Испугались слуги, не стали ему перечить. Принесли сбрую, такую, что, покажи любому мудрецу, он удивится и цены назвать не сможет. Седло было усыпано алыми яхонтами, удила — чистые алмазы. Увидел это царевич, огорчился и не хотел все это брать, но ничего не стал говорить, попросил только, чтобы седло покрыли чехлом: очень, мол, жесткое и во время езды побеспокоит меня. Сел Зав на коня и выехал на городскую площадь. Спросили его: «Куда царевич собрался так налегке? Почему распоряжений никаких не отдает?» Ответил Зав: «Не тревожьтесь, я скоро вернусь. Съезжу только в этот лес, может, там зверя какого подстрелю и приеду назад. А царю скажите, чтобы сегодня он отдохнул у меня». Хлестнул Зав плетью коня и скрылся из глаз.

Здесь повесть о том, как Зав покинул дворец и пустился в странствия

Вышел царь, огляделся и, не увидев сына, удивился и сказал так: «Вчера я рассердил моего сына, и сегодня он не играет в мяч, неужто он так обижен на меня?» Доложили царю, что царевич только что сел на вороного коня и поехал охотиться, а отцу велел передать, что сегодня хочет угостить его в своем дворце. Обрадовался Царь и приказал визирям и вельможам: «Поедем во дворец Зава и до его возвращения приготовимся к пиршеству». Подъехали они ко дворцу и увидели на воротах надпись золотыми чернилами. Как прочел визирь написанное, обомлел он, ослеп и обеспамятел от великой обиды, стал кричать он громким голосом ибить себя обеими руками по голове: «Что означают эти слова и по какой дороге отправился ты, сын царский Зав, витязь нрава безупречного, сладкоречивый и мудрый! Пустился ты в скитания, надеясь на свою силу, но на кого покинул ты царство, престол и венец!»

Увидев визиря в таком виде, царь спросил: «Что означают, визирь, твои слова, не лишился ли ты рассудка?» А визирь снова возопил горестным голосом: «Погляди, о царь, на эту надпись, завещание твоего сына!» Поглядел царь, узнал руку сына, помертвел и так грянулся оземь, можно было подумать — обрушились огромные горы. Поднялся такой крик и плач, что даже у мудрецов разум мог помутиться от причитаний. Похоже было — небо обвалилось на землю. Три дня и три ночи ни царь, ни царица не приходили в себя, жены и мужи города от горя теряли рассудок. Стояла великая скорбь.

Когда царь с царицей пришли в себя, увидели они своих дочерей, чьи блистающие ланиты поблекли, нежные тела окрасились кровью, а из глаз потекли рубиновые ручьи. Причитали сестры громкими голосами: «Почему позволяете вы нам, недостойным, взирать на вас, отчего не казните нас своими руками, родители, над всеми царями вознесшиеся, а ныне из-за неразумности нашей с пылью и прахом сравнявшиеся! В тот злосчастный день и в ту беспросветную ночь оттого остался он у нас, что решил покинуть стариков-родителей и погубить своих несчастных сестер, недостойных даже прислуживать ему. Почему не угадали мы, что губит он Китай, и не распознали причину нежности его, ведь, не зная устали, обнимал он нас и целовал? Когда же взошло потемневшее отныне для нас солнце, молвил он тихим голосом: «Оденьте меня, сестры дорогие, мне будет приятно прикосновение ваших рук». Поглядели мы на него и увидели слезы в озерах чернильных. Заплакали и мы и спросили: «В чем дело, брат наш возлюбленный, повелитель сестер, кто такой появился в китайской стороне, что мог тебя обидеть?» Обнял он нас и молвил: «Нет, сестры мои любезные, не потому я заплакал, что обиду вспомнил; напротив, увидел я, как вы стремитесь услужить мне, а я для вас был дурным братом и не мог ничем порадовать вас. Вот и заплакал яот стыда и смущения». Оделся он, обнял нас, взял кольцо и кисет с золотом. Устами, подобными розам, поцеловал нас и вышел. Накажите нас за то, что мы не спросили его, куда он идет. Если мы сами не посмели обратиться к нему с вопросом, почему вам не поведали? Вы бы сделали что-нибудь, дабы не расставаться с сыном. Почему не убили мы себя у него на глазах, почему выпустили из рук полы его одежды! А ныне он скитается где-то в поле, с дикими зверями, без крова и отчизны, его нежное тело терзает жесткая земля, а мы здесь утешаемся родительской лаской. Попрекали мы его за то, что шесть дней он охотился без передышки, а ныне не знаем, сколько дней проведет он в одиночестве, без сна и отдыха». Так говорили сестры Зава и лили кровавые слезы.

Приказал царь Зостер: «Выройте сто локтей земли и бросьте меня в яму. Я потерял сына, обезглавил свое царство. Для чего обидел я его своими речами, не дал ему потешиться вволю!» Собрались тогда визири и вельможи, молвили царю: «Негоже радовать тебе врагов своих! Разве царское дело в яме сидеть? Не будь на то воли божьей, сын не покинул бы тебя из-за одного упрека. Отныне внемли просьбе и завету твоего сына, которые начертаны его рукой, жди срока, положенного им, коли будет на то божья воля, вернется к тебе желанный сын».