Руссофобка и фунгофил - [51]
"Мы, значит, можем спиваться к чертовой матери водярой, ослабляя наш вооруженный потенциал и мужскую потенцию, пока вы будете тут пузо надувать тяжелой водой, превращаясь в самую мощную на свете водородную бомбу? Какая тут может быть, к черту, разрядка с детантом?" — возмущался Костя.
"Я больше не буду", - выдавил из себя Антони.
"Чего не буду?"
"Пить перекипяченную воду, — как провинившийся школьник, сказал Антони. — Но вы тоже должны запретить самовар".
"С какой такой стати я буду запрещать самовар?"
"Самовар кипит!" — афористично констатировал Антони.
"Конечно, кипит. И, главное, шумит. Вначале поет, а потом шумит. Когда самовар шумит, вода, значит, кипит белым ключом", — начинал заводить излюбленную шарманку Костя.
"И тут надо пить чай", — как заученный урок, подсказал Антони.
"И тут надо заваривать чай", — уточнил Костя.
"А самовар шумит. Чай пьют, а самовар дальше шумит", — с хитрой миной продолжал подсказывать Антони.
"Ты к чему клонишь?" — насторожился Костя.
"Я видел в фильмах Чехова. Три сестры. Пьют чай. А самовар шумит. Заварили. Потом подлили. Опять шумит. Опять подлили. Опять заварили. А самовар кипит. Уголь красный. Дым идет. Или пар. Шесть часов кипит, а может, и целые сутки — перекипяченной водой. Сколько лет самовару на Руси?" — вдруг прямо спросил он Костю.
"Да тысячу лет будет. С татарского ига", - задумался тот.
"А?! — вдруг встряхнулся пан Тадеуш. — Понял! Я понял к чему пан Антони клонит. За тысячу лет этого самоварного чаепития весь русский народ, по вашей же. Костя, теории, превратился в водородную бомбу!"— От этой жуткой мысли его лоб покрылся потом.
"А вам, полякам, только русский народ обвинять, — пробурчал Костя. — Как будто сами чая не пили".
"Поляки пьют кофе. Как французы. И теперь я ясно вижу, к чему это привело". — Он нервно налил себе стопку и выпил.
"Все европейцев из себя изображаете, конечно! А в России, между прочим, давно уже из самовара чай не пьют. Все самовары иностранцы растащили в качестве сувениров. Даже у Антони в доме есть самовар, так ведь, Антони? — Тот пристыженно кивнул головой. — И надуваются теперь тяжелой водой не хуже русских".
"И кофейная Польша оказалась зажатой между чайными супердержавами!" — стукнул кулаком по столу пан Тадеуш.
"То-то вы, поляки, к французам льнете! А что же русскому народу оставалось делать? — вскричал Костя. — Порох у. китайцев, Леонардо да Винчи пушку придумал, а нам как защищаться? Волей-неволей пришлось приспособить татарский самовар! Но мы, по крайней мере, не сбрасывали этот самовар на головы младенцев Хиросимы. И не мы одни, кстати, стали чай заваривать перекипяченной водой. Америка тоже чайная держава".
"Что же теперь будет?" — испуганно спросил Антони.
"А то и будет, что весь мир превратился в один большой самовар, где люди — чайники, с общей крышкой — всех прикроет, никаких не понадобится ядерных зонтиков! — хихикнул Костя и разлил по стаканчикам водку. — Нам же остается разбавлять тяжелую воду водкой. Мы водяру хлещем, и вы извольте оглушаться. Если уж надираться, так двусторонне. Так что, дерябнем, Антони, за грибы в желудке вместо ядерного гриба в небе. А ну-ка, — понукал он Антони, остолбеневшего от малопонятного ему бреда, — раз-два-три!"
"Водку не могу, — уперся Антони. — Могу вино".
"Не доросли англичане до той простой народной истины, что после водки вино — человек говно", — вздохнул Костя.
"Но я водку еще не пил", - возразил Антони.
"Ты не пил — мы пили! И подай тебе вино, мы что — глазеть будем? Тоже хлобыстнем, а потом что? На водку вино — человек говно, к чему ты нас призываешь?"
"Может быть, пиво", - выдвинул альтернативу Антони.
"На водку пиво — человек диво, согласен. Но пивом, извините, не запаслись. И вообще советская власть хороша в сравнении с дореволюционной Россией с ее разносолами, по крайней мере тем, что приучила весь русский народ без исключения к водочной чистоте".
"Я могу сбегать за пивом", — предложил вежливый пан Тадеуш.
"Сиди, Тадеуш, и не чирикай, пока моя Клио-Нуклия не взорвалась боеголовкой. Я тебе приказываю. Диктатура вообще оздоровляет желудок. Вот все либералы Востока и Запада взялись разоблачать культ личности товарища Сталина. А я им скажу: куда после этого самого культа делась бранденбургская колбаса?', — и он обвел собеседников следовательским взором.
"В Бранденбург эмигрировала", — решил сострить пан Тадеуш.
"Не смешно, Тадеуш, не смешно! Перемололи этот сырокопченый шедевр сталинской эпохи на фарш в процессе демократизации. Сам Хрущев крутил мясорубку на пресловутом двадцатом съезде. Простой народ требовал своего демократического куска, нужна была продуктовая дешевка для рядового гражданина, а не Бранденбургские концерты Себастьяна Баха колбасной промышленности. Из одного кило такой колбасы можно тонну котлет рубленых с хлебом и свиным жиром сварганить. Но я вам скажу: толпу все равно не накормишь! А бранденбургская колбаса из народной памяти исчезла, рецепт забыли, едят сплошную дрянь, одичал народ, одичал" — и Костя вздохнул.
"Зато были восстановлены ленинские нормы партийной жизни", — попытался его утешить Антони.
Имя Зиновия Зиника (р. 1945) широко известно на Западе. Он родился и вырос в Москве. С 1975 года живет в Лондоне. Его произведения переведены на немецкий, испанский, датский и иврит. Новый роман З. Зиника «Лорд и егерь» посвящен проблемам русской эмиграции «третьей волны». Проблемы прошлого и настоящего, любви и предательства, зависимости и внутренней свободы составляют стержень романа. На русском языке публикуется впервые.
Уехав из Советского Союза в 1975 году, Зиновий Зиник смог снова побывать в России лишь пятнадцать лет спустя. За три десятка лет жизни в Англии Зиник опубликовал семь романов и три сборника рассказов, переведенных на разные языки мира, завоевав прочную писательскую репутацию как среди британских, так и среди российских читателей. В этом сборнике эссе (с конца 70-х годов до недавнего времени) читатель найдет не только подробный и увлекательный анализ литературной ситуации вне России — от эпохи железного занавеса до наших дней открытых границ, но и мемуарные отчеты о личных встречах Зиника со старыми московскими друзьями на новой территории и с такими классическими именами двадцатого столетия, как Энтони Бёрджесс и Фрэнсис Бэкон, о полемических столкновениях с семейством Набоковых и об идеологической конфронтации с Салманом Рушди.
Был ли он вероотступником или реформатором, параноиком или мистиком-концептуалистом, шарлатаном или первым сионистом Османской империи? В 1666 году Шабтай Цви, раввин-каббалист из Измира, объявивший себя Мессией, неожиданно принял ислам, но сохранил в своем религиозном кредо элементы иудаизма. Его жизнь и судьба его духовных наследников в современной Турции похожи на роман, и в этом увлекательном романе «Ермолка под тюрбаном» Зиновий Зиник соединил исторические параллели с нашим веком, мемуары и философский дневник о судьбах людей, оказавшихся на перекрестках культур.
«Русская служба» — это место работы главного героя одноименного романа. Но это еще и метафора, объединяющая разнообразные сюжеты произведений Зиновия Зиника, русского писателя, давно завоевавшего известность на Западе своими романами, рассказами, эссе, переведенными на разные языки и опубликованными в Англии, Америке, Франции, Голландии, Израиле.
Куда бежать, когда границы государств превращаются в тюремные стены? Где выход, если ты обрел политическую свободу, но оказался узником бытовых обстоятельств или собственного сознания? Книга Зиновия Зиника с удивительным для нашего времени названием составлена из рассказов, написанных в разные годы, но посвящены они, по сути, одной сквозной теме: как пережить личную катастрофу, неудачи и поражение, но сохранить при этом свою свободу и ясность ума. Герои Зиника с решимостью преодолевают мировые границы, но не всегда справляются с абсурдом, которым переполнена и позднесоветская жизнь, и повседневность глобального мира, увиденных автором с беспощадной и точной иронией.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.