Русское - [53]

Кроме того, в Русском был построен прочный амбар для хранения пчелиного воска.

Щек уже нанял двоих охранников для защиты своего бесценного леса, ведь слухи о нем дошли даже до Переяславля, и Щек уверял Иванушку: «Если не будем его охранять, люди набегут и разграбят».

Иванушка уже убедился, что пчелиный лес обеспечит ему необходимый доход. Но как быть с самой девицей? Сможет ли он завоевать ее сердце?

По правде говоря, он и сам не знал.

При дворе ему неоднократно удавалось перемолвиться с нею несколькими словами, и он думал и даже, судя по ее ласковому взору, был уверен, что пришелся ей по душе. Однако он был вынужден признать, что она очаровала немало поклонников, в том числе Святополка, и все они представляли собой куда более завидную партию, чем он.

– А ты уверен, что хочешь взять ее в жены? – с любопытством спросил однажды Щек. Его всегда удивляло поведение этой знати.

– Еще как!

А почему он был в этом уверен? Он и сам не знал. Выбрал ли он ее только из-за ее волшебной красы? Нет, все было куда сложнее. В ее сияющих голубых глазах читалась доброта, в самой манере ее поведения, в ее осанке, в ее походке, когда она шествовала следом за своей госпожой, ощущалось что-то неуловимое, свидетельствующее о перенесенных страданиях. Именно это его и привлекало. Ему казалось, что он может рассказать всю ее жизнь – жизнь сироты, что отправилась в изгнание вместе со своей изгнанницей-госпожой; судьбу гордой знатной девицы, которой, подобно всем попавшим в зависимость от сильных мира сего, пришлось выучиться смирению. Во время их кратких и редких бесед он почувствовал, что она лучше понимает жизнь со всеми ее сложностями, чем большинство надменных, но оберегаемых своими семьями боярских дочек, которых случалось ему видеть при дворе.

– Да, она – моя суженая, – кивнул он.

Урожай в этом году выдался на славу. Меда собрали куда больше, чем ожидалось. Иванушке был обеспечен немалый доход. За осень ему удалось еще несколько раз перемолвиться с чужеземкой. Однако приближалось Рождество, а он до сих пор не знал, как примет она его сватовство.

И вот, когда наступил решающий день, перед Владимиром Мономахом предстали четверо претендентов на руку благородной саксонки. Двое из них были сыновья Игоря.

Весь двор удивила его несказанная удача.

– Пока его брат сражается, этот молоденький хитрец собирает медок, – заметил какой-то язвительный шутник.

Однако он и вправду выполнил условие князя.

Но более всего придворных удивило решение Эммы: вежливо поблагодарив всех четверых искателей за оказанную честь, она прошептала на ухо князю, что выбирает Иванушку.

– Как знаешь, – ответил князь, и все же, отдавая должное Святополку и его преданности, счел себя обязанным добавить: – Но его старший брат – один из моих храбрейших воинов, а Иванушку многие считают дурачком.

– Сие мне ведомо, – откликнулась она, прибавив с улыбкой: – Однако мне кажется, у него доброе сердце.

Так и случилось, что на следующий день Иван, сын Игоря, и Эмма, дочь саксонского аристократа, обвенчались.

Владимир дал в честь новобрачных роскошный пир, на котором молодым супругам подавали жареного петуха, а когда они удалялись в отведенный им покой, веселые гости осыпали их хмелем. Если Святополк и затаил на брата злобу и по-прежнему злоумышлял против него, то скрывал свои коварные намерения под маской достоинства и невозмутимости.

Пока происходили эти житейские, незначительные события, столь важные для Иванушки, всеобщее внимание при дворе было приковано к политическим переменам.

Двадцать седьмого декабря умер князь киевский, и власть над стольным городом перешла к Всеволоду переяславльскому.

«Великая удача выпала твоему отцу, – повторяли все Иванушке. – Отныне Игорь – боярин в свите великого князя киевского».

Для Владимира Мономаха это означало, что он сделался правителем Переяславля вместо своего отца, и теперь Иванушка и Святополк служили куда более богатому и могущественному повелителю. И уж окончательно все возликовали, когда саксонская принцесса родила сына.

Однако Иванушке было не до таких мелочей.

Он был женат и открыл для себя глухой зимой радость, настолько превосходящую все, какие приходилось ему испытывать до сих пор, что по временам, глядя на прелестную белоликую женщину, отныне делившую с ним жизнь, дивился, уж не приснилось ли ему все это. Но проходила неделя за неделей, и блаженство его не только не умалялось, но возрастало. Так Иванушка наконец обрел не только счастье, но и ощущение цельности, полноты бытия, которое столь долго искал, не ведая о том.

– Мальчиком, – поведал он Эмме, – я хотел увидеть великую реку Дон. А сейчас я хочу только быть с тобой. Ты – все, чего я хочу в жизни.

Она улыбнулась, но спросила у него:

– Ты уверен, Иванушка? Вправду ли я – все, чего ты хочешь в жизни?

Он удивленно глядел на нее. Конечно, как же иначе?

В марте она сказала ему, что ждет ребенка.

– Вот теперь мне точно нечего больше желать! – шутливо откликнулся он.

Спустя несколько дней он уехал в Русское.

Ранним утром, через три дня после приезда, Иванушка вышел из крепости вскоре после того, как солнце взошло над деревьями, и сел на голый камень над широко раскинувшейся равниной, устремив взгляд на юг.