Русское движение за тридцать лет (1985-2015) - [117]

Самый подробный анализ Русского подполья дан был автором этих строк в двух больших статьях, имеющих, на мой взгляд, принципиальное значение, подтвержденное признаниями самих участников подполья: 1) «Русское подполье. Реальность, миф, перспектива»[137]; 2) «Русское подполье: год спустя»[138]. Кроме того, свое развитие данная тема получила в серии моих судебных очерков, посвященных уголовному процессу Никиты Тихонова и Евгении Хасис, слившихся впоследствии в книгу «Дело Тихонова — Хасис. Палачи или жертвы?» (М., 2013).

На втором месте по информативности (правда, информацию тут приходится тщательно фильтровать ввиду ангажированности источника) стоят репортажи «Новой газеты», в особенности по делу об убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой, связанных с этой газетой, а также со связанным с ним делом Боевой организации русских националистов (БОРН).

Ввиду того, что весь этот огромный материал пересказать невозможно, отсылаю к нему читателей за подробностями. Но извлечь из него резюме, с учетом всего произошедшего впоследствии (в первую очередь, надо иметь в виду политический процесс над БОРН), необходимо здесь. Хотя я считаю эту главу истории Русского движения далеко не оконченной, так что все выводы носят заведомо промежуточный характер.

Разогрев

Итак. К 2008 году накал необъявленной этнической — русско-антирусской — войны достиг высокого уровня благодаря действиям как неорганизованных, стихийно сложившихся групп (к примеру, скинхедов), так и организаций, в первую очередь ДПНИ и Северного братства. Причем ДПНИ к лету 2008 года уже как бы устало и от активной деятельности, и от своей «боевой, но маргинальной» репутации и мечтало о развороте к легальности. Северное же братство, наоборот, клеймило ДПНИ именно за этот разворот и на словах грозилось (но только на словах) совершить национальную русскую революцию.

Впрочем, полноценным участником подполья Северное братство так и не стало, их «послужной список» слишком ничтожен и легковесен для этого. Но нельзя переоценить их вклад в создание такой общественной атмосферы, весьма накаленной, в которой целеполагание, методы, этика и эстетика подполья (с установкой на террор, индивидуальный и массовый) получили пропагандистское обоснование и обрели ореол героической борьбы за народное дело. Тут они преуспели на славу! Напряжение национальной борьбы висело в воздухе, ощущалось кожей, настраивало умы масс, особенно молодежных, вполне радикальным образом.

Таким образом, вся реальная революционная подпольная работа, подлинный фронт борьбы, чреватой кровавыми потерями для всех сторон конфликта, спустились в указанные самодеятельные массы, в столице и провинции, оказавшись неподконтрольными как спецслужбам, так и легальному Русскому движению.

При этом, как и следовало ожидать, возникли попытки взять эту стихию в крутые и жесткие берега. Примером для подпольщиков, как настойчиво твердила нам история и теория, должно было в первую очередь стать успешное национально-освободительное движение белых европейцев — ирландцев[139]. Которому принадлежит общепризнанное ноу-хау: негласный, но очень действенный союз легального крыла — политической партии Шинн Фейн («Мы сами») — с подпольной боевой организацией Ирландская республиканская армия (ИРА). По результатам беспощадной и кровавой деятельности последней партия вела вполне легитимные политические торги, увенчавшиеся в 1921 г. успехом: политической независимостью Ирландии от Лондона. Сегодня та же тактика используется для отделения от Соединенного Королевства Северной Ирландии и воссоединения двух частей страны воедино, в соответствии с ареалом проживания ирландцев.

Можно указать на несколько попыток следования этой тактике в России 2000-х гг.

Но прежде придется рассказать о всем Русском подполье как таковом.

Все началось в апреле 1995 года в Санкт-Петербурге. Группа скинхедов в метро избила азербайджанца и отрезала ему ухо. Этот случай получил широкий резонанс и сыграл роль спички, поднесенной к бикфордову шнуру. У русских людей к тому времени уже многое накипело под воздействием вала неконтролируемой инородческой иммиграции, у русской молодежи — в особенности. Взрыв был неизбежен.

Как пишет Василий Лихачев в книге «Нацизм в России»[140], «агрессия скинхедов стала наиболее заметна начиная с весны 1998 года. 20 апреля 1998 года в редакции нескольких московских газет позвонили неизвестные, заявившие, что, начиная со следующего дня — дня рождения Гитлера — “будут каждый день убивать по одному черному”. На следующий день действительно начались ежедневные — и не по одному в день — нападения групп молодых хулиганов на африканцев, индийцев, вьетнамцев, узбеков, азербайджанцев и других ярко выраженных “не славян” на улицах Москвы. Нападавшими были молодые бритоголовые…».

К середине 2000-х годов насилием уже было никого особо не удивить, ситуация неумолимо сдвигалась к его массовизации. Нелишне заметить, что руку к тому приложили и воинствующие интернационалисты, так называемые «антифа», одного из лидеров которого, некоего Ивана Хуторского, недаром прозвали «Костоломом» (впоследствии он был «по заслугам» стерт БОРНом с лица земли). Они исповедовали столь же экстремистские методы. В хрониках противостояния националистов с интернационалистами отмечен, в частности, погром штаб-квартиры национал-большевиков.