Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - [51]

Обратимся теперь к рассмотрению новых русско-польских переговоров. Хотя на литовский рубеж русские послы прибыли в середине сентября, переговоры состоялись значительно позднее из-за отказа послов ехать в Прибалтику, где в непосредственной близости от театра военных действий находились и король, и члены литовской рады (в частности гетманы и канцлер)[462].

Этот отказ, продиктованный соображениями престижа, в сущности устраивал также поляков и литовцев, так как появление русского посольства ясно указывало на то, что Россия желает соглашения и в ближайшем будущем с ее стороны осложнений не предвидится. С другой стороны, именно в конце сентября в Прибалтику подошла коронная армия во главе с Яном Замойским. Это давало основание надеяться, что через несколько месяцев переговоры будут протекать в гораздо более благоприятной для Речи Посполитой обстановке.

Действительно, к концу декабря, когда в военных действиях наступил перерыв и члены литовской рады съехались в Вильно для приема русских послов, обстановка в Прибалтике складывалась уже неблагоприятно для шведов. Наступление шведских войск на Ригу закончилось неудачно. Под давлением польско-литовских войск шведская армия вынуждена была отступить к Пярну. Поляки ввернули себе целый ряд ливонских крепостей; ими были взяты Валмиера, Алуксне, Вастселийна. В Валмиере к ним в плен попал внебрачный сын герцога Карла Гюлленхьельм, один главных шведских военачальников в Ливонии[463].

В этих условиях уступки, на которые пошел в Москве Сапега, стали представляться политикам Речи Посполитой чрезмерными, и во время виленских переговоров они сделали попытку пересмотреть условия договора о перемирии. Могли при этом играть известную роль и антирусские настроения короля Сигизмунда, оскорбленного тем, что у него отнят наследственный шведский королевский титул.

Поэтому после начала переговоров литовская рада заявила, что некоторые пункты текста договора, выработанного в Москве, ее не удовлетворяют. Прежде всего в «перемирной» грамоте Сигизмунд должен именоваться «королем шведским, готским, вандальским и финляндским»[464].

Признание Сигизмунда шведским королем требовалось не только по соображениям престижа, но главным образом для более успешного достижения тех целей, которые себе ставила Речь Посполитая в Прибалтике.

Наряду с «умалением» титула Сигизмунда другим важным основанием для недовольства было то, что о городах шведской Прибалтики — Таллине, Нарве и других, «бояре государя вашего договору с нами никакова не учинили». «А те городы Лифлянские, — заявляла литовская рада, — вотчина государя нашего Жигимонта короля»[465]. На одном из последующих заседаний, 2 января, литовцы разъяснили подробнее, как они себе представляют «договор» о «лифлянских» городах: «А городы в Ливонской земле Ругодив и Колывань, и иные, быти им написанным в королеву сторону»[466].

Нетрудно видеть, что включение городов шведской Прибалтики в состав владений Речи Посполитой по «перемирной» грамоте означало практически продление на очень длительный срок невыгодных для России соглашений начала 90-х годов.

Литовская рада, таким образом, выступила со старой программой притязаний на всю Прибалтику и стремилась добиться формального признания этих притязаний Россией, т. е. по существу отказа России от активной балтийской политики.

Очевидна и связь обоих выдвинутых требований. Признание Сигизмунда шведским королем влекло за собой признание прав Речи Посполитой на шведскую Эстонию, переданную ей Сигизмундом.

Поставленные на обсуждение вопросы уже дебатировались во время московских переговоров, когда послы Речи Посполитой согласились снять свои требования о продлении старых соглашений[467]. Поэтому, чтобы иметь формальную возможность снова к ним вернуться, литовская рада «дезавуировала» Льва Сапегу, заявив, что, подписав договор на предложенных условиях, он нарушил данные ему инструкции[468].

Итак, с самого начала переговоров главным их содержанием стал вопрос о судьбе шведской Прибалтики[469].

Выдвинутые требования были в резкой форме отклонены русскими послами, заявившими: «Ныне на Свейском королевстве Арцыкарлус, а не Жигимонт король, и Жигимонту королю до Свейского королевства и дела нет. И вам о свейском титуле поровших слов говорить и писать того нечего, чего за собою не имеете».

Не менее определенным был и ответ на требование «учинить договор» о городах шведской Прибалтики: «Лифлянские городы — вотчина великих государей наших царей Российских и вперед з божьей помочью тех городов великому государю нашему доступать за кем ни будут, и никому их не поступыватца»[470]. После этого переговоры приняли очень резкий характер. Литовцы заявили: «Мы, паны рада, и вся Речь Посполитая обеих государств коруны Польские и Великого княжества Литовского волим горла свои за честь государя своего дата, а того титула Свейского и городов непоступыватца… Сказываем вам последнее: «Будет потому делать не похотите, и вам ехати назад без дела»[471]. 3 января послам было предложено явиться на прощальный прием к королю[472].

В сложившихся условиях, однако, Речь Посполитая не могла идти на разрыв с Россией. Несмотря на первые успехи, «инфлянская война» была еще далека от завершения. Достаточно сказать, что к зиме 1601–1602 гг. шведы продолжали занимать значительные территории польской Прибалтики. Положение армии, зазимовавшей в разоренной военными действиями и пораженной голодом стране, было очень тяжелым